+7 (351) 778-65-73
+7 922-739-99-93
регистратура
с 7:00 до 19:00
Разговор о театре, неслучайных совпадениях и настоящем счастье
Антон Ковалев: Хочется научиться показывать внутренний свет в человеке, любовь и чистоту
Молодую семейную пару Ковалевых на нашем приходе знают, наверное, все. Оба актеры по образованию, Антон и Надежда, всего два года посещают храм преподобного Сергия Радонежского. Но сколько же у них талантов — помимо актерства! Антон – потомственный казак и певчий нашего клироса, преподавал художественную резьбу по дереву, учил православную молодежь русским народным песням и танцам. Надежда шьет изумительной красоты народные костюмы. Недавно в молодой семье случилось прибавление: родился второй сын. А глава семейства успешно сдал вступительные экзамены на пастырские курсы Челябинской епархии. Побеседовать с этим интереснейшим человеком отправилась наш журналист Татьяна Колодяжная.
— Давай начнем разговор с твоей семьи. Мне известно, что у тебя казачьи корни. Это как-то проявлялось в твоем воспитании, в семейном укладе?
— Да, мои прадеды были казаками, но, поскольку я рос без отца, я узнал об этом довольно поздно — рассказала тетя. Предки были родом из таких поселений Челябинской области как Париж и Фершампенуаз. Я родился здесь, в Челябинске. Наша семья была вполне обычной, не было особых каких-то уклонов в традицию. После школы я поступил в Челябинскую академию культуры и искусства, на актерскую специальность. Когда закончил академию, меня пригласили в Омск, чтобы работать в театре.
— Вы с женой – очень красивая пара, строящая свою жизнь в глубоко русских традициях. Вы бываете на вечерках, знаете русский быт, песенные и плясовые традиции, носите народную одежду. Как вы пришли в эту культуру?
— Многое о традиционно русской культуре мы узнали в период обучения. Позже, работая в Омске, я познакомился с казачьей общиной. Ездил в их станицу, познакомился с тамошним казачьим атаманом. Стал вращаться в этих кругах, ходить на вечерки, вникать в традиции. Там давал казачью присягу на верность Отечеству, казачеству и вере православной. Жена пришла в эту культуру следом за мной. Можно сказать, что я ее привел. Мы вместе учились в академии, только Надя на курс младше. Там и познакомились. Когда я закончил учебу и уехал в Омск, ей надо было доучиться еще год. Надя часто приезжала ко мне, навещала. Это была своего рода проверка наших чувств. Закончив академию, она переехала ко мне, и какое-то время мы работали в театре, пока Надежда не забеременела. Тогда мы встали перед выбором. Хотелось растить ребенка в родном городе. К тому же, актерская профессия не очень совместима с семьей – частые разъезды, напряженный рабочий график. Тогда мы вернулись в Челябинск.
— Каково это – быть актером? Не вредно ли это для души? Столько чувствовать, столько в себя принимать.
— Если учишься – очень интересная профессия, необычная. Ты должен постоянно самообразовываться. Каждая роль – это что-то новое в жизни артиста, новая ступень развития его личности. Быть актером – совсем не вредно, даже полезно. Нас учили сопереживать, сочувствовать, сдирали с нас все наносное: те штампы, которое мир наносит на человека. С нас это сошкуривали наши мастера, наши преподаватели, всю эту шелуху, все ракушки, к нутру пробивались. Опосредованно, на основе драмы. Очень благодарен моему педагогу, Вячеславу Анатольевичу Петрову, который очень многое нам дал. Основы драмы — это основы жизни. В них воплощаются взаимоотношения человека с миром, человека с человеком, человека с самим собой. Это в определенной мере психология, и все это мы постигали там, в академии. Просто есть искусство разное. Есть искусство сопереживания, это классика – Чехов, Островский. Людей того времени волновали очень глубокие человеческие вопросы. Есть идеал у артиста, это Константин Сергеевич Станиславский. Он был сильный реформатор в искусстве. Его основная концепция: артист на сцене должен показывать правду жизни человеческого духа. Эта правда – сопереживание, и оно переносится на зрителя. Сидя в кресле и видя происходящее, зритель сопереживает, видит плохие поступки и сопереживает, то есть понимает, что так нельзя. Как сказал Гоголь, театр – это кафедра, с которой можно сказать очень много хорошего. И Константин Сергеевич был светлый человек, систему выстроил светлую. Но мы знаем что искусство часто идет за обществом, а общество не всегда ищет этого светлого. Не про всех говорю, но большинство подстраивается под потребности публики, чтобы на жизнь зарабатывать. Какие у людей потребности — такое и искусство получается.
— Получается, актер должен быть сформирован как личность, у него должны быть правильные ценности. Ведь это тонкая грань, тут легко навредить.
— Да, это очень ответственная профессия. Ты должен иметь багаж чувств, чтобы играть серьезные роли. Просто одного тебя недостаточно, нужен твой жизненный опыт. То есть, чтобы достоверно выразить какую-то серьезную роль, артист должен очень многое пережить в своей жизни, чтобы зритель увидел и поверил в то, что так хочет сказать автор, если это автор хороший.
— Как быть, если актер не имеет такого богатого опыта, чего-то еще не пережил?
— Я приведу такой пример. Мне посчастливилось играть роль Дмитрия Карамазова в спектакле Владимира Витко «Братья Карамазовы» в театре «Галерка». И я понимал, конечно, что я не такой как Дмитрий Карамазов, я совсем другой внутри. Он был кадровый военный и очень страстный человек. Очень верующий, но в нем дико страсти буйствовали, он не мог с ними совладать. Вообще, если говорить о братьях Карамазовых, там все герои – составляющие Достоевского, то есть, образно говоря, он разделил себя на несколько личностей, и вот эти персонажи и есть в совокупности автор. Дмитрий Карамазов – это его страстность, этот персонаж страстен во всех отношениях: в молитве к Богу, во взаимодействии с людьми. И мне приходилось это из себя вытаскивать. Но, в конце концов, благодаря этому начинаешь понимать, кто ты вообще есть на самом деле. Или вот, допустим, играли спектакль по произведению Николая Васильевича Гоголя. Там была такая постановка, такая специфика, что, можно сказать, из себя чертей добывали. Ведь Гоголь во многих произведениях пишет о нечистой силе, правда, он как бы над ней насмехается. Тут, кстати, можно заметить такую интересную вещь — как с течением времени менялось отношение людей к нечисти, от Гоголя к тому же Булгакову. Если Гоголь был очень верующим человеком, как и большинство его современников, то он писал о лукавом, высмеивая его. Но если проследить за настроением общества до периода, в который был написан роман «Мастер и Маргарита», мы видим уже совсем другую картину – вследствие всеобщему безбожию лукавый поднимается настолько, что начинает вершить свои дела над всем обществом. Таким образом, играя в постановке, приходилось порой даже неким образом соприкасаться с нечистой силой.
— Получается что в человеке уже многое заложено, даже при отсутствии какого-то зрелого жизненного опыта?
— Основная концепция в работе над ролью по системе Станиславского: «Я — в предлагаемых обстоятельствах». Не: «Я вот такой», или «я другой». Нет, читаешь и думаешь: как бы я поступил в этих предлагаемых обстоятельствах? Вот это из себя вытаскиваешь. А потом режиссер смотрит: «Вот это да, это его; вот это не его». И вот ищешь, ищешь и по крупицам собираешь образ персонажа.
— Была роль, которая тебе никак не давалась?
— Ой, мне очень не давалась роль в спектакле «Прощание в июне». Там была такая роль, что я все никак не мог ее понять — слишком много слов, которые не успеваешь внутри прожить, осмыслить. А когда не успеваешь проживать, а только говоришь и говоришь какие-то пустые слова, то и сам начинаешь пустеть, и тогда самому артисту становится неинтересно играть.
— Персонаж был совсем на тебя не похож, или он в принципе был какой-то неправдоподобный?
— Да нет, он был советский такой типичный персонаж. Но что-то не пошло у меня, не мог. Получалось как-то легкомысленно и глупо. А еще там любовь надо было играть. Вот это вообще самое сложное–играть любовь, когда в жизни ты к человеку относишься равнодушно. Хотя, с другой стороны, ведь надо любить ближнего своего? Ну может сейчас, когда я начал хотя бы немножечко понимать, что значит любить ближнего, я бы попробовал сыграть по-другому.
-Такая профессия эфемерная. Ни пощупать, ни увидеть, только чувствовать. Этот опыт как-то помог тебе прийти в храм, как у тебя вообще это произошло?
— Да, это очень большая работа с самим собой. Непрестанно идет внутренний поиск, работа с воображением. Встаешь на место того человека, роль которого собираешься играть, примеряешь на себя предлагаемые обстоятельства, и в процессе меняешься сам. Воцерковление у меня шло параллельно. Когда учился на втором курсе, друг позвал меня петь в Свято-Георгиевском храме по выходным. Я согласился: нужна была подработка. До этого я никогда не был в храме. Вскоре после прихода в храм я покрестился.
— А вокалом ты где-то профессионально занимался?
— Я с шести лет пел в детско-юношеском хоре. Девятая музыкальная школа, хор под руководством Светланы Ивановны Аристовой. Пел много лет, до самого института. Мы много выступали, ездили по разным городам и странам. Вообще, Бог готовит человека, испытывает его с разных сторон. Сначала петь научит, потом слову обучит, потом научит тебя быть самим собой. Все от Бога дается для чего-то, все Божьими путями. Вообще случайностей нет. Вот, например, случайность такая: ушел я из театра и приехали мы в Челябинск. И я решил попробовать себя в столярном деле. Устроился на работу в частную мастерскую, где делают лестницы и двери. Немного проработал, вдруг приходит заказ из Сургута или Ханты-Мансийка, не помню: местный храм во имя преподобного Сергия Радонежского просит вырезать большие дубовые двери. И я начал делать двери в храм Сергия Радонежского. Знал бы я тогда… Пока я выполнял эту работу, понял, что моя душа просит большего и может больше. В итоге, проработал два месяца, двери эти сделал и ушел. Попробовал еще раз устроиться в театр, но душа уже не открывалась. Появилось осознание ценности своей души, понимание того, что это не тряпочка, которую можно почистить, если измарал. Не знаю, как сказать, чтобы это прозвучало не гордо. Не хотелось больше показывать всем изнанку души — это было как будто то же самое что раздеться. И в итоге я пытался устроиться в театр чисто ради денег. Слава Богу, не стал паразитом в театре. Так получалось все время, что каждый раз, когда я шел в театр, я слышал благовест. И думал: вот благовест зовет, а я не знаю, куда зовет… В итоге, после неудачных попыток устроиться в два театра, однажды я поехал в храм преподобного Сергия Радонежского. Как раз был праздник… Кажется, Введение во храм Пресвятой Богородицы, это было два года назад. Пришел, а меня тут, оказывается, ждут! Выяснилось, что как раз незадолго до моего прихода из церковного хора ушел один человек, бас. Марина Болеславовна Томашевич, наш регент, рассказывала, что тогда все лето ездила по монастырям, везде просила, чтобы Бог послал в хор нового певчего. И вот пришел я, она была так рада.
— А ты тогда просто на службу пришел?
— Да, и на службе увидел певчих, которые проходили мимо. Я попросился попеть, и остался. Кстати, мое имя («Антоний») переводится с греческого как «приобретенный взамен»… Я очень благодарен Господу за то, что Он дает мне таких учителей как наш регент Марина Болеславовна, как Вячеслав Анатольевич Петров, многих других… Они учат меня настолько глубоким вещам, которые не постичь самостоятельно, просто читая книжки. Марина Болеславовна воспитала во мне духовное чувство, вкус к настоящему церковному пению.
— Потрясающе!
— И вот, когда происходят такие неслучайные случайности, понимаешь что и пел с шести лет не просто так, и театральному слову меня учили, и драму преподавали, и взаимоотношения с миром помогали выстраивать – все это было не зря. Все, что умею, все способности и навыки хочется реализовать, поделиться ими с другими людьми. Например, очень хорошо получилось с резьбой по дереву: при храме удалось организовать кружок, мы занимались с ноября до начала лета, и за это время человек пятнадцать-двадцать научилось полноценно резать. То есть, сначала я один умел, (научился резать в первый год в театре, пока не было ролей). И вот сейчас рассказал другим, и в результате, кроме меня одного сейчас еще пятнадцать человек владеет навыком художественной резьбы по дереву. Это так здорово, это так поднимает твой дух, так вдохновляет! Сейчас вот хочу поделиться своим видением мира при помощи фотографии. С детства очень люблю фотографировать, сначала снимал на обычную «мыльницу», природу, потом и людей начал фотографировать. Хочется научиться через фотографию показывать внутренний свет в человеке, любовь и чистоту.
— Смысл, глубина снимка зависит от настроя фотографа?
— Тут очень глубоко все это. Это, наверное, тоже через Ангела-хранителя учишься чувствовать. Вообще, мне кажется, когда человек начинает воцерковляться, то он постепенно приходит к понимаю того, что сам по себе ничего особенного не представляет, а то хорошее, что приходит, все изменения и открытия – все это идет от Бога. Хорошая фотография – это тоже некий посыл, который фотограф увидел и запечатлел. Актеров, кстати, много обучают улавливать настроение, слушать интуицию. И у верующих людей душа более тонкая, например, духовный человек почувствует себя хуже, если сделал что-то не очень правильное.
— В этом году ты поступил в духовное училище. Трудно было решиться на этот шаг? Как ты думаешь, каким должен быть священник?
— Решилось само собой. В какой-то момент стало мало просто петь в хоре. Хочется быть ближе к Богу и больше Его славить своей жизнью, посвятить ее служению. Священник ведь должен любить людей, это самое главное. Любых людей — красивых или страшных, грязных и чистых. Это самое главное, а остальное придет.
Беседовала Татьяна Колодяжная
все новости