+7 (351) 778-65-73



+7 922-739-99-93

регистратура

с 7:00 до 19:00

г.Челябинск, пр. Победы,

дом 398, строение 1

Группа ВК: vk.com/sergrad74

Троица. Размышления о двунадесятых праздниках.

Дата публикации: 13.06.2016

ЦАРСТВО СВЯТОЙ ТРОИЦЫ
Главы из книги Митрополита Вениамина (Федченкова)


Троица

Праздник

Вот подошла и Троица, как обыкновенно называют этот праздник у нас в России. У сербов — лучше и благоговейнее: Святая Троица.
Праздник… Я [на] несколько минут раньше службы пошел в храм. На душе было хорошо, тихо, мирно. Но только что я переступил порог церкви, увидел зелень и ветки, мгновенно настроение поднялось: я почувствовал праздник. И притом, большой, великий, один из самых великих даже среди двунадесятых, праздник.

Душу наполнила праздничная радость. И она не оставляла меня и на весь следующий день. И сам дивишься: кажется, и небо то же, и воздух, и храм… Но — всё иное… Всё это радует. Почему?! Не потому, что думаешь о празднике. Нет, и совсем не думаешь, — а сердце само радуется.

Лучше всего мне представляется такое сравнение: в воздухе тепло разлито, и оно проникает тебя всего, хотя ты и не думаешь. Так и во время праздника: вот мне кажется, будто везде вокруг разлито благоуханное миро, радостное и радующее, «душа улыбается». И даже не хотелось скрывать, и я делился со многими этим ощущением — и с братиями, и с сербами–богомольцами.
— С праздником! — весело приветствовал я. И все улыбались, отвечали взаимным приветствием.
— Знаете, — продолжая я им, — ныне особенная радость! — И все соглашались.
А один монах сказал:
— Все запечатлено Духом Святым!
И истинно так: эта радость от благодати Божией, данной Богом в великий праздник. Именно в этом причина, и мне не нужно доказывать это, — как не доказывают, а просто чувствуют, воспринимают, когда бывает тепло или благоуханно.

А когда началась служба, — и потом после запели стихиры, дальше читали канон, то я заметил на себе, что радость совсем была не зависима от них: лишь некоторые идеи или образы останавливали на себе мое внимание, и то больше — умственно; между тем источник радости был не во мне, а вовне. И тут я снова понял, что радость дается не мне одному, а всем, особым сверхъестественный способом, от благодати. И потому и самые простые люди, почти ничего не понимающие в стихирах, одинаково ощущают существенную радость, различаясь лишь в степени. Вот и я радовался совсем не от стихир. Торжествовала душа или — в ней что–то торжествовало. И я еще не разбирался, как должно, в содержании песнопений, однако ж — торжествовал.

Троица. Икона. Симон Ушаков.

Троица Живоначальная. Икона. Симон Ушаков. 1671г

В частности, когда я возвратился из алтаря, а после помазания — на клирос, то ликующе запел ирмосы. И опять я не вдумывался почти в их содержащие: а ПЕЛА ДУША. Громко, быстро–одушевленно, радостно. И даже лицо улыбалось. И другие воодушевились. Когда же пришла 9–я песнь, то ирмос ее «Ра–дуй–ся, Цари–и–це!», начинающийся с высокой ноты (верхнее «соль»), сразу, как бы прорыв, пропет был с особым подъемом… Этот задостойник, по–моему, самый торжественный из всего года, из всех двунадесятых праздников (не исключая и Пасхи), с точки зрения художественно–песенной, музыкальной.
. . . На другой день после литургии я сказал богомольцам–сербам:
— Дивно! Будто и ныне все так же, как и вчера; и между тем все радует!
Они согласились. А один старше крестился все, и говорил притом:
— Слава Отцу и Сыну и Святому Духу!
И этой радости был отдан весь день… До самого вечера.

Необыкновенная вечерня

Мне, по поводу присоединения ее к утрене, пришли такие мысли.
1. Суть и цель этой вечерни в чем? Конечно, в испрошении у Святой Троицы БЛАГОДАТИ ДЛЯ НАС. Так и ждешь этой вечерни, как ждали Пятидесятницы апостолы для себя, — а мы теперь Духа Святого ждем себе. И особенно это ожидание поднимается к моменту чтения трех молитв, после «Свете тихий».

2. Теперь подумаем: куда бы лучше отнести этот момент? К утрене (то есть ко всенощной, ибо всенощная всегда есть лишь вступление в радость и благодать праздника)? В литургию? — некуда; да и совершенно немыслимо, ибо литургия всегда сама по себе полноценна и завершена. Ясно, что осталось одно время — после литургии.

3. А так как древность не знала наших современных «молебнов», то оставалось одно: или придумать новую службу, или же присоединить испрашивание благодати к существующему богослужению — вечерне. Да ведь по существу и строению — и вечерни, и утрени, и молебны — одного типа. А молебен есть явно (это известно) утреня, только сокращенная: вместо канона поются лишь запевы: «Пресвятая Богородица, спаси нас!», «Святителю отче Николае, моли Бога о нас!»

4. Но куда поставить самую вечерню? Если оставить на своем месте вечером, — то и народ, особенно далеко живущие, не придут вечером. Но монахи в монастыре могли бы и вечером прийти из келий до церкви.

Почему же Церковь совершает вечерню сразу с обедней? А 9–й час не должен бы опускаться: духовный перерыв после одной великой службы — литургии, и перед другой — испрошением Святого Духа — весьма важен: люди должны успокоиться. Сосредоточиться. «Вдуматься», в ожидании благодати. Для этого и нужно семь–восемь минут 9–го часа. Но, помимо этого, просто нужно бы исполнять устав: 9–й час полагается по уставу, и его нужно исполнять! И исполняют, где служба совершается сполна. А еще важнее то, что 9–й час должен напомнить нам о том, ради чего нам ниспосылается Дух Святой.
9–й час, — по–нашему 3–й час дня, — есть час смерти Господа Искупителя, час Его крестной жертвы.
А именно ради нее Господь взошел на небо, чтобы послать Утешителя от Отца, примиренного Им. Потому–то 9–й час здесь очень уместен. А мы опускаем. И опять теряем нечто из благодатного строя. Эта потеря приблизительно такая же, как не слушание полунощницы перед пасхальной утреней: душа наполняется сильный ощущением ожидания воскресения, и потому даже пять–десять минут кажутся уже долгими. И потому не нужно быть через меру строгим к опускающим. Благодать все равно даруется.
Душа напряжена ожиданием. Радость поднялась. И откладывать главный момент — невозможно. Немыслимо. И получится неудовлетворенность и разочарование. И просто сил не хватит для продолжения радостного ожидания. Цельность порвется.
Представим, что христосование было бы перенесено с пасхальной восторженной утрени на вечер или хотя бы даже на конец обедни?
Нельзя? Так и здесь.

5. Но я не сказал еще самого главного: почему празднование нисшествия Святого Духа «на нас» совершается отдельно от и утрени и литургии, — и вместе за ними? Праздник этот есть прежде всего праздник Самой Пресвятой Троицы. И Ей, несомненно, нужно отдать не только первые «начатки» молитвы, а все силы и службы. Не время думать еще о себе. «Да святится имя Твое…», «…яко Твое есть Царство и сила и слава, Отца и Сына и Святаго Духа…»
О себе будем думать после. И еще тогда, когда совершится главное торжество, — заканчивающееся литургией, конечно. О «нас» нужно «к концу», в заключена просить. И особо, отдельно.

6. А если вдуматься еще глубже, в догматическую основу этого «отдельно» и «вместе», то мы увидим еще нечто, более важное. Праздник этот есть праздник «Царства» Святой Троицы… А «Царство» есть единство Царя и подданных. Поэтому должно радоваться и пользоваться благами и торжествами вместе. И человек есть богоподобное существо, есть член Царства Пресвятой Троицы; а ныне открылось это Царство, и потому и ему должно радоваться, и за себя. Ныне люди воссоединяются с Пресвятой Троицей. Но люди всё же — люди. Подданные и то отличаются от Царя. А люди «сами по себе» безмерно дальше от Бога, чем люди — от человека, хотя бы и царя. И при всем единстве или, точнее, соединении всё же люди отделены от Бога [нрзб] и самих ангелов. По своей природе человек и соединен и разделен. Даже в Господе Иисусе Христе Божеская и человеческая природа соединены «нераздельно», — но и «неслиянно». Тем более в нас. Поэтому нам невозможно торжествовать одновременно вместе с Пресвятой Троицею. Должно — после. И лучше даже с «соединительный промежутком» — «крестною смертию» 9–го часа. И, вследствие этого, мы свое торжество относим на отдельный момент, заключительный, — на вечерню, но все же — совместный, объединенный. Поэтому и службу — литургию — в этот день по уставу полагается начать позднее обычною, в десять часов, чтобы вечерня не приходилась раньше полудня, — а после него.
Так во всем есть свой глубокий смысл.

Троица Ветхозаветная. Икона. Невьянск. 1811г

Троица Ветхозаветная. Икона. Невьянск. 1811г

7. Наконец, последнее соображение. Дух Святой сходит на людей от Пресвятой Троицы — всей Троицы в целом: Сын исходатайствовал, Отец посылает, Дух нисходит. А потому и подобает наше моление о ниспослании благодати «нам» присоединить непосредственно к празднику Пресвятой Троицы. Тем более что для этого именно и совершено было все домостроительство спасения. Ведь Сама Пресвятая Троица не нуждалась в нашем прославлении как блаженная в Себе Самой. Нуждались в этом мы. Ныне нам возвращена эта возможность, и поэтому можно сказать, что и праздник–то для нас, но не «во славу», не «в имя» наше, ибо ничто в мире не имеет и недостойно славы, кроме Святой Троицы. Поэтому и человек не самостоятельно, «во имя свое», должен радоваться, — а все относить к славе Пресвятой Троицы. Так соединяются и Бог и человек в Троице — празднике.

8. И только в одном Господе Иисусе Христе соединение есть — Божеского и человеческого, — было и есть так тесно, во Единую Ипостась, в Единое Лицо, что Он с нашим естеством воссиял на престоле Святой Троицы. Но это было единственно в Нем лишь одном. Поэтому в Нем и человечество прославляется во Святой Троице. Человек же приобщается к этой жизни — «по благодати», — отчасти лишь.

Поэтому в праздник Святой Троицы нет отдельного прославления Сыну Божию, а только вместе во Святой Троице. Поэтому не поется на всенощной и «Воскресение Христово видевше…», ибо ныне праздник всей Пресвятой Троицы: Отец благоволил, Сын сотворил, Дух совершает. Правда, в молитвах будет много воспоминаться о Сыне Божием, но как о Виновнике ниспослания от Отца — Духа Святого.
Спаситель не Сам спасает, а уже через Святого Духа, через благодать Его. Вот ныне мы уже видим, что Сын славится в Троице, — а действует Дух Святой. Поэтому на литургии на «Приидйте…» поется уже не «Спаси ны Сыне Божий…», а «Спаси ны Утешителю Благий…», то есть Душе Святый.

Необыкновенна — вечерня. И невольно вспоминаешь необыкновенную утреню Пасхи ночью. Там день Христов явился ночью, свет во тьме засиял; а здесь сумрак («вечер», ибо человечество не до конца погибло, — как погиб диавол — «тьма кромешная», крайняя) придвинулся снова (воссоединился) к дню, полдню, — то есть полному свету Пресвятой Троицы.

Полдень не нуждается в вечере, а вечер нуждается в свете солнца. И ныне день (литургия) подвинулся попозже (литургия в десять часов дня), — образуя «снисхождение», «благоволение» к человеку, — а человек (вечер) совсем придвинут высоко, к полдню.
Как глубоки наши обряды! Суть их — в догматических глубочайших истинах.

Нет предпразднества

Пора переходить, однако, к самому празднику. Я уже упомянул, что к Троице, сему величайшему празднику, нет обычного предпразднества. Что это значит? Объяснение простое.
1. Если мы припомним объяснение Вознесения, то без труда догадаемся, что все попразднество этого праздника является введением в праздник Троицы. Все время говорилось об обетовании Святого Духа, ждать Которого повелевалось апостолам при вознесении Господа. И у меня самого все росло ожидание Пятидесятницы. Мало–помалу чувствовалось, что образ вознесения Господа как–то «забывал[ся]», а на Его место должен прийти Дух Святой. Господь Иисус Христос Сам «отучал» наше сердце от Себя, чтобы привязать нас к Духу Святому, ибо спасение не в «привязанности» к Христу: это еще рано для духовного состоящия; не прикасайся — сказано было Марии Магдалине, еще не совсем духовной, а с примесью и человеческой привязанности. Сначала мы должны очиститься от грехов; а это совершается Духом Святым. И Сам Господь обещал дать иного Утешителя (Ин. 14, 16).

Сошествие Сятаго Духа. Икона.

Сошествие Сятаго Духа. Икона. 1666г. Церковь Троицы в Никитниках. Москва

И когда кончилось отдание Вознесения, то мне показалось, что Господь как бы «скрылся за облака». Потом день перерыва поминальной субботы вовсе оборвал связь неба и земли. Когда же я вошел в храм и ощутил праздник Святой Троицы, то мне [показалось], что Господь Иисус Христос [ушел] — «кончилось», оборвалось. Завершилось. Это совсем ясно ощущалось мною. Пришло другое. Это первое объяснение. Но нужно было девять дней, пока это переживалось. Поэтому и Господь не сразу послал Духа Святого, а через десять дней по вознесении, — приурочив к другому замечательному и подобному дню — еврейской Пятидесятнице. И в эти девять дней попразднества душа, естественно, занята была всецело — Вознесшимся, любимым Господом. Мысль о другом празднике была бы еще не под силу апостолам, да и нам.

Перед Вознесением всего лишь один день предпразднества; пред Троицей и совсем нет его. Может быть, и потому, что самое событие — сошествие Святого Духа — было неожиданный, как гром, как ворвавшаяся с шумом буря?! И другие события были тоже неожиданны и непостижимы учениками. И нужно было в богослужении дать это почувствовать: прорыв небес, внезапность сошествия Святого Духа.

И внезапно сделался шум с неба, как бы от несущегося сильнаго ветра… И исполнились… Духа Святаго, — говорит слово Божие (Деян. 2, 2–4).

По всем этим причинам и нет предпразднества, кроме только пения ирмосов Троицы, которые начинают петься за катавасиею с Вознесения: «Божественным покровен…»

Закончилось чтение Деяний и Евангелия от Иоанна

В связи с окончанием праздника Вознесения закончилось и чтение Евангелия от Иоанна и Деяний как раз накануне Святой Троицы (в поминальную субботу). Почему?

Евангелие говорило о Христе Спасителе. Он теперь вознесся. И потому нужно кончить читать именно о Нем. Поэтому и «Воскресение Христово видевше…» не будет петься на всенощной Троицы, хотя она под воскресенье. Господь именно уходит. Ушел. А чтение Деяний почему закончилось? Послушаем. Деяния апостольские, собственно, не закончены обычным концом. Все четыре Евангелия и Послания заканчиваются словом аминь. И по содержанию они закончены: Евангелия — Вознесением Господа Иисуса Христа; Послания — подписью апостола Павла.

Между тем Деяния точно обрываются. Апостол Павел, говорится в конце их, жил в гостинице, особо с воином, стерегущим его (Деян. 28, 23, 16) и свободно проповедовал о Христе. И жил так целых два года на своем иждивении и принимая всех, приходивших к нему, проповедуя Царствие Божие и уча о Господе Иисусе Христе со всяким дерзновением и невозбранно (Деян. 28, 30—31). И конец. И слова аминь нет. И о конце апостола Павла не говорится.

Да и не в апостоле Павле, собственно, предмет Деяний. А в чем же? В распространении новой жизни во имя Христа, но через Святого Духа.
Завоевание мира под ноги Господа Иисуса Христа. Началась жизнь Христианской Церкви. Только началась. А закончится она Апокалипсисом. Там и будет дважды поставлен аминь (Апок. 22, 20 — 21).
И Сам Господь Иисус Христос в последнем периоде мировой жизни — Лаодикийском (по–русски: «народоправленческом») — называется замечательным именем — единственный раз — «АМИНЕМ»: так говорит Аминь, свидетель верный и истинный. . . . . .стою у двери и стучу. . .(Апок. 3, 14, 20), то есть конец при дверях, близко (Мк. 13, 29). Время близко (Апок. 1, 3; 22, 10).

Крещение. Сошествие Святого Духа. Успение Богоматери

Крещение. Сошествие Святого Духа. Успение Богоматери. XII в. Монастырь cв. Екатерины, Синай, Египет

Вот тогда и закончится история Церкви; будет закончено Самим «АМИНЕМ», Который снова явится в виде Сына Человеческого, как и предсказали ангелы при вознесении, но уже во славе вознесения, а не в Вифлеемском и Гефсиманском унижении.

В промежутке же между самими двумя явлениями — действует Дух Святой. Началось это с Пятидесятницы. Но почему же не читать бы и Деяний с этого момента? А потому, что Деяния уже есть история прошлого. А каждый год с Троицы начинается продолжение Деяний в нашей настоящей жизни, то есть с понедельника нам нужно заниматься собственным спасением, а не воспоминанием о прошлом. И это дело спасения, дело веры (2 Сол. 1, 11) важнее, чем воспоминание о чужом спасении, как молитва лучше разговоров о молитве, милостыня лучше советов ее и т. п. Поэтому нужно было кончить чтение. Тем более что Деяния чрезвычайно уместны именно после Пасхи: ничто другое из Посланий не может заменить их в этот период. В них говорится о силе воскресшего Господа, а потом и вознесшегося. И очевидно, как волны благодатного океана начинают заполнять мир, несмотря на вероятные препятствия, так Церковь бурно растет, ширится, разливается. И одно это — лучше всего доказывает силу Воскресшего. Разве не чудо из чудес, что двенадцать рыбаков завоевали весь мир? Дал ее, в конце Деяний весьма много говорится все еще о Христе Иисусе Господе: рассказом о Нем начинаются Деяния, Его проповедуют апостолы, о Нем и апостол Павел благовествует в последних стихах Деяний. И так и должно: нужно было еще тогда проповедовать веру во Христа Спасителя.

Между тем, когда мир сделался христианским, когда действует Дух Святой, — нужно, чтобы Церковь начала говорить о действиях Духа Святого. Спаситель вознесся — посему и Деяния нужно к [дню] Святой Троицы окончить проповедию о Нем.

Наконец, если всмотреться в книгу Деяний, то мы увидим: как повсюду начинает «вкрапливаться» учение о Святом Духе (см., например: Деян. 1, 8, 16; 2, 4; 5, 9–32, 6, 10; 8, 10–19; 10, 44–45; 11, 12, 28; 16, 7; 19, 2; 20, 22–23, 28; 21, 4, 11; 28, 25 и т. д.). И этим путем Церковь приготовляет конкретно показательными фактами явления о действиях Духа Святого к принятою Его и нам в день Святой Троицы.

Вот почему книга Деяний уместна после Воскресения, но до Пятидесятницы.
Также заканчивается и Святое Евангелие от Иоанна: оно наиболее «духовно» среди Евангелий. Оно громогласнее всех проповедует Божество Господа Иисуса Христа: в начале было Слово. . . и Слово было Бог (Ин. 1, 1). И речи Господа говорят о Его Божестве, — как нигде у других евангелистов: и это все так нужно и уместно именно после воскресения Господа.

С другой стороны, в этом же Евангелии говорится более о Духе Святом: в беседе с Никодимом о рождении Духом (Ин. 3, 5—6, 8, 34), в беседе с самарянкою о воде живой, то есть о Духе Святом, и о поклонении в Духе и истине (Ин. 4, 14, 23—24); в беседе о таинстве Тела и Крови: Дух животворит (Ин. 6, 63); в беседе на Преполовение — о принятии Духа Святого (Ин. 7, 37—39).

Но сильнее всего сказал Сам Господь в прощальной беседе — о уходе Своем и ниспослании Духа Утешителя (Ин. 14, 16).

Таким образом, Евангелие, хотя больше относится еще к Господу Иисусу Христу, но уже явственно, осязательно подводит нас к Духу Святому, заканчивая о прямом уже даровании начатка Его в день воскресения: приимите Дух Свят (Ин. 20, 22), — о чем и читается в утреннем Евангелии под Троицу.
Так сближается начало и конец Пятидесятницы — Воскресение и Сошествие Духа — а в Преполовение — «святится обоюдно».

Наша Пасха

Когда я вошел в храм и почувствовал радость праздника, то мне тотчас же ощутилось чрезвычайное подобие радости пасхальной или предпасхальной. Это было так ясно, ясно.

ПАСХА, НАША ПАСХА.

В Вознесение я не ощущал такой радости. Там иное: слава, страх, собранность. Еще не достоин я Вознесение праздновать… Оно для меня очень высоко. Даже для апостолов оно тогда еще было невместимо. Это — праздник ангелов. Праздник ТОГО мира. Праздник небесный.

А в день Троицы ясно ощутил — радость предпасхальную, какая бывает в субботу вечером. Радостное трепетание сердца в ожидании благодати воскресения.
И, думаю, нечто подобное, только в несравненно большей степени, испытывали апостолы, ушедшие в ожидании обетования Утешителя с радостию великою (Лк. 24, 52).

Степура Елена Илларионовна (род. 1979) Троицын день. 2008 г.

Степура Елена Илларионовна (род. 1979) Троицын день. 2008 г.

. . . У меня была не «великая» — но ясно ощутимая.
. . . Почему же мне пришло сравнение этой радости именно с пасхальной, а не иной?
С одной стороны, думаю, просто по степени радости: такую радость испытываешь лишь на Пасху. Но думаю и другое: есть между этими двумя событиями — Воскресением и Святою Троицею — несомненная связь. А именно.

В Воскресении совершилось обновление, обожествление только еще в начатке нашем, «Первенце» — Господе Иисусе Христе; а в Пятидесятницу то же самое начинает совершаться благодатию Святого Духа и в нас: в таинстве крещения влагается Божественная «закваска» благодати, которая должна постепенно «воскресить и восставить» в нас образ Господа Иисуса Христа… И эта благодать дана была в день Пятидесятницы… Дан «залог».

Что же касается «степени», то она и должна быть сильной, ибо завершилось дело Христово, начатое Его воплощением, или Рождеством. Поэтому в самый день Троицы на повечерии будет петься канон преподобного Феофана Исповедника, в котором все ирмосы, кроме лишь 1–го и 9–го, будут рождественские. И сначала даже странно слышать это… И радостно… «Прежде век от Отца рожденному нетленно Сыну…», «Жезл из корене Иессеова…»; «Чуда преестественнаго…» Только 1–й и 9–й не поются, ибо там уж очень ярко говорится о Рождестве: «Христос раждается, славите»; «Таинство странное вижу и преславное: небо вертеп…» Это уже можно петь лишь один раз в году — к Рождеству и на Рождество. А когда завершается дело, люди всегда радуются: и земледелец, убрав хлеб, торжествует; и виноградарь, наточив новое вино, устраивает богатый пир; и вождь, победивший врагов, устраивает великое торжество… И потому Господь в этот день дает великую радость пасхальную… Ведь радость Пасхи сильна — помимо существа дела — еще и потому, что это было началом победы: начало же радости ощущается всегда сильнее… После уж привыкают… А Пятидесятница есть «последний день», завершение этой победы. Конец же, хотя и меньше, но все же сильно ощущается торжествующими победителями…

Далее: если покаяние есть воскресение духовное, то с Троицы, особенно с Духова дня, начинается это воскресение у нас силою благодати.

В этом смысле и вся книга Деяний есть история о воскресении мира и о постепенном его оживотворении Духом.

Но не только покаяние, а вообще все оживотворение человека начинается именно с Троицына дня: умершие, безбожники, величайшие грешники, одним словом, духовные мертвецы (Еф. 5, 14; Рим. 6, 4) — ныне оживают духовно: очищаются, омываются, освящаются…

И это совершается над нами в таинстве крещения. В житии святителя Василия Великого так и говорится: когда он вышел из воды, епископ «облек его в одежду Христова воскресения».

Потому–то и Дух Святой в Символе веры именуется «Господом Животворящим», в обычном начале читаем «Царю Небесный…», называя и Его «жизни Подателем», а это есть не что иное, как духовное воскресение.

И это все почувствовалось сердцем сразу. . . Подобно тому, как если бы мы почувствовали запах розового масла, но не знали этого, а говорили бы: пахнет розою. Объяснение же пришло после. . .
Правда, некоторые явились сразу же тогда; а другие после.

И вообще, по опыту, я думаю так, что в душе нашей незримо совершается сначала таинство откровения, благодатною озарения; а уже после ум объясняет; стихиры тоже и все богослужение является лишь описанием пережитого… Да и то сюда не все вмещается.
Итак, была «весна» во Христе. . . Теперь начинается весна в нас. . . Была Его Пасха. . . Теперь начинается наша Пасха. . . Это сказывается в обряде, как увидим далее.

Ветви зеленые, и трава, и цветы

Если на Вознесение Церковь не выразила в обряде понимание праздника, то в Троицу о значении праздника говорят живая зелень и цветы. Зелень всюду: на стенах, окнах, иконах, на полу… Цветы в иконах, у святых, у батюшек (с молебна) и других живых носителей «образа» Божия: ведь люди — тоже «иконы», иногда очень плохого изображения, а иногда и хорошею.

Троица в Лавре

. . .Недаром после иконостаса кадят и людям. И там и здесь воздается поклонение Богу во святых и живых. Конечно, мы давно знаем смысл этой зелени и цветов. Это — символ «оживотворения» мира после сошествия Святого Духа: люди ожили, воскресли, как воскресает весной природа. Души человеческие, прежде бесплодные добрыми делами, теперь расцвели, как цветы. Сердца, прежде гнившие мерзкими страстями, ныне благоухают благовонием Святого Духа и чистоты. Все зазеленело, все расцвело, все заблагоухало… Но к этому еще нужно добавить и более простое, житейское объяснение. Ведь, естественно, припоминается при этом широко распространенный обычай при встрече дорогих или высоких лиц украшать путь живою зеленью, «арками» из зелени, букетами цветов. Почему это? А этим выражается радость души, расцветающей, оживающей при виде любимых лиц. Так и здесь: если, с одной стороны, зелень говорит об оживляющем действии Духа Божия, то навстречу идет и радостно оживающая душа человеческая. Это говорит об ответной радостной любви людей.

Третье объяснение дается такое: зелень напоминает Мамврийский дуб зеленый, под ветвями которого праведный Авраам встретил Пресвятую Троицу.

Можно еще дать и такое объяснение: Бог — есть жизнь, и самая блаженная. В день Троицы людям снова открылась эта жизнь, — открылась истина Пресвятой Троицы, и через это люди призваны к участию в жизни Ее, жизни цветущей, прекрасной, как прекрасны цветы.

И еще: со времени грехопадения рай был закрыт для людей. В Вознесении он открылся для всех облагодатствованных, освященных, святых (о которых и будет память в ближайшее воскресенье), которые воспользовались уже плодами дела Христова и освятились благодатию Святого Духа. А рай и в житиях святых представляется — и есть — не только место духовной радости, но и духовно–телесной. Там и свои цветы, и свои плоды, и райские деревья (см. «Жития святых» от 6 февраля).
И все это началось, возвратилось человечеству с Троицына дня, с пришествия Святого Духа.

Еще: день Пресвятой Троицы есть день полной победы Христа Спасителя над диаволом, день начала освобождения мира из–за вражьего рабства; а победителю в древности возлагались лавровые венки.
Но Христова победа — есть наша победа.

Венцы, цветы и венки надеваются невесте и жениху, особенно невесте. Ныне, в Троицын день, совершилось обручение души человеческой с Богом через Духа Святого, в таинстве брака имеющей принести плоды добродетелей. Ныне душа — «невеста» Христова. И еще: ныне Сам Царь Небесный венчал главы апостолов в сионской горнице венцами огненными.
А сверх всего этого, венки напоминают о венцах мученических, за Святую Троицу, за Христа, за спасение души, во славу Бога; в Царстве Троицы членов его ожидает не только слава, но сначала еще и подвиг, борьба, крест, — которые увенчиваются мученическим венцом. И Спаситель сначала пострадал на кресте, — а потом прославился.
И при погребении Церковь поет: «В путь узкий хождшии прискорбный, вси в житий крест, яко ярем (ярмо) вземшии… приидите насладитеся, ихже уготовах (Христом) вам почестей и венцев небесных».

Кустодиев Борис Михайлович (1878-1927) Троицын день. Гулянье. 1917 г.

Кустодиев Борис Михайлович (1878-1927) Троицын день. Гулянье. 1917 г.

Наконец, дается и такое объяснение. В Ветхозаветной Церкви в день Пятидесятницы евреи украшали свои дома, а также и синагоги цветами и зеленью в воспоминание того, что при Синайской законодательстве они жили не в городах, а в палатках на лоне природы. И доселе во многих местах они делают возле домов своих особые палатки, куда выходят на Пятидесятницу жить; и при этом украшают их зеленью. Но все ветхозаветное имело прообразовательный смысл для Нового Завета. Египет — страна рабства страстей, пустыня — символ освобождения и бесстрастия. Там Ветхий Завет и закон на Синае; здесь Новый Завет и новые законы, о чем и начинается чтение Евангелия со вторника (Нагорная беседа). Тьма — и здесь огонь… Там Моисей — здесь Христос… Поэтому в догматике 2–го гласа поется: «Преиде сень законная, благодати пришедши… вместо Моисея Христос, спасение душ наших».

В этот день евреи приносили в храм начатки плодов для освящения (Лев. 23, 16—21).
На севере к этому времени ничего еще не созревает. Об этом есть указание у святителя Григория Нисского: «Иудеи, украшая кущи листьями и плодами, — сим самым изображают Новозаветную Церковь, произрастшую после закона».

Самое важное

Став на свое место в храме на клиросе и ощущая радость, я, однако, думал: «Это лишь — предвкушение благодати, а самое главное должно быть завтра на литургии и вечерне». И я это ждал. . . Однако не настраивал себя и даже не ожидал непременно этой благодати, — а представлял все благой воле Самого Дароподателя. Дар есть дарование, а не вынужденная милость. И, мало того, я постарался даже смирить себя: не просить ничего и приготовиться к тому, если не будет никакого дара. Вспоминается случай, как одна духовная дочь епископа Феофана Затворника говела на первой неделе Великого поста и все исполнив, как следует; и в причащении получила великую радость… А на страстной неделе делала все то же, но был холод на душе. . . Обеспокоенная, она обратилась к епископу Феофану с вопросом; и вот он ей ответил, что мы должны делать со своей стороны все, — а требовать не имеем права; ибо дар есть дар, благодать есть действительно благодать. . . Да и может ли такое убожество, как человек, требовать чего–либо от Бога?

Братия

Перед началом всенощной в церкви были уже два монаха. Я, немощный, не имею должной любви к людям. Но в этот раз совершенно легко я вдруг ощутил прилив любви к ним: с улыбающимся лицом я говорил с ними. Была любовь. Они были мне братьями. Это ощущалось ясно.
У одного же из них, по некоторым причинам, было невесело на душе. Но радость и любовь победили тяжелое чувство и во мне, и в нем. И считаю это не случайный для праздника Святой Троицы, — а чрезвычайно важным и характерным. Об этом я еще после скажу. Сейчас лишь запомним о «любви» и «братстве».
И опять невольно вспоминаешь о подобных чувствах на Пасху. «Пасха, радостию друг друга обымем… Рцем: братие!..»

Вера и жизнь

Я описываю настроения, как они рождались постепенно в душе, — и хотя они не связаны систематически одно с другим, но зато все связаны тесно с праздником. Пишу так же и далее. Вдруг блеснула мысль: вера в Господа Иисуса Христа и жизнь во Святом Духе. Какая великая разница в степени. Вот протестанты и сектанты говорят: «Веруй в Бога Искупителя, — и довольно: спасен!» Конечно, и это очень хорошо. Это начало. Если же разуметь веру глубокую, деятельную, бьющую живою водою в сердце и жизни (Ин. 7, 38), тогда вера будет равнозначна духовной жизни, жизни в Духе (Ин. 7, 39). И тогда сюда относятся слова Господа: в том жизнь вечная, да знают Тебя, единого истинною Бога, и посланного Тобою Иисуса Христа (Ин. 17, 3).

Но есть и другая вера — холодная. И не нужно думать, чтобы это было редкостью. Это может быть и в каждом из нас. И бывает.

Разве мы не знаем примеров, когда веруешь со всею несомненностью; «знаешь» и Бога, и Христа Господа; а на деле творишь иное? Или не творишь нужное. Вера лежит «мертвым капиталом», — бесплодным, не дающим прироста, как у имевшего один талант (Мф. 25, 15—28).

Или вот наглядный пример налицо: пусть это легко. А как дойдет до дела молитвы — лень, трудно отдать лишних минут десять.

Да «знание» и «жизнь» — две вещи, далекие друг от друга. «Вера» и «жизнь» во Святом Духе — еще дальше.

И это я ныне почувствовал вот в какой связи. Я уже писал, что после отдания Вознесения Господь Иисус Христос как бы «ушел». Я знаю, что Он есть, но Он ушел из общения явною, — передав нас иному Утешителю и Наставнику — Духу истины (см.: Ин. 16, 7). И теперь должна начаться новая жизнь, посеянная Духом Святым. Но настоящая живая жизнь только еще должна начаться. Это мне было очевидно. Между тем «вера» уже была: я верую во все, что было со Христом. И, однако, это лишь «введение» в жизнь. Это лишь есть дверь в школу жизни. Аз есмь дверь, — говорит Господь (Ин. 10, 9). А жизнь это борьба с ветхим человеком, страстями, распинание себя, падения, покаяние, восстания, моления, горения, охлаждения, принуждения, печаль, скорби, радость. Все это есть рост человека духовною. А вера есть лишь основа, фундамент к этому. Вот поставили фундамент, но он ни храма, ни дома еще не составляет. Нужно на нем строить. А это устроение и есть жизнь во Святом Духе.

Кто Павел? Кто Аполлос? — говорит апостол Павел. — Они только служители, через которых вы уверовали, — и притом по скольку каждому дал Господь. Мы — ничто. А все — Бог возращающий….Вы… — Божие строение. И никто не может положить иного основания, кроме положенного (Богом Отцом), которое есть Иисус Христос (1 Кор. 3, 5–11; Деян. 4, 12).

Поэтому как элементарны, новоначальны бываем мы (или протестанты), когда «успокаиваемся» на вере. Нет, это не святой мир, это детское бездельное лежание. Благословенно святое «беспокойство».
Одного крестьянина звали к себе сектанты–штундисты, — это он сам говорил мне:
— Ты у нас мир душе найдешь! Успокоишься!
Он не пошел.
— Да ладно ли еще, что успокоишься? — ответил он.
«Имеешь ли ты право на это? Ведь это значит «отдыхать», а нужно работать над душой своей. А сколько грехов–то в нас!»
Совершенно верно.

Харитонов Валерий Георгиевич (род. 1939) Троицын день. 1996 г.

Харитонов Валерий Георгиевич (род. 1939) Троицын день. 1996 г.

Даже в католицизме хотят «успокоить», — но только иным путей, — не «верою», а исполнением известных предписаний, выполнением известного количества дел, упованием и переложением ответственности на авторитет церковных властей, дисциплины. И это, действительно, успокаивает паству: «Рим сказал, и дело кончено». Поэтому католики и дорожат папой: он им, по тысячелетней привычке и слабости нашей души, нужен как воздух. До времени: а остынут в вере и отрекутся, как отреклась половина протестантскою мира. И к этому «остужению» ведет тот же самый принцип опоры на чужой авторитет, при недостаточной собственной внутренней работе: душа, не упражняясь, чахнет: сначала остается привычка, потом бросают и ее.

Православие же требует преимущественно внутренней работы своей, — конечно по руководству Церкви. Эта работа тяжела. Свобода еще тяжелее. А нужно нести их; иначе погрузишься в «сон» хладной веры, то есть в безжизненность. А это путь к смерти.
На день Святой Троицы и пришел Строитель душ — Дух Святой.

И с понедельника начнется Его деятельность. Только еще начнется эта «перестройка дома». Отсюда, между прочим, объясняется одно по видимому странное явление, которое бросали в упрек еще магометане святому Кириллу равноапостольному, — когда он был вызван ими на спор о вере: «Почему у вас, христиан, споры и разделения в вере, а мы, сарацины, все одинаково веруем?» Святой Кирилл ответил сравнением: христианство — море, а все другие неистинные религии — мелкие ручьи, легко переходимые.

Мне приходит и другое сравнение и объяснение. Пока нет Духа Святого в сердце, душа мертва, спит или занимается ничтожными предметами мира сего. Мы говорим: «сонный Восток некрещеных азиатов». А если он и пробуждается, то на что–либо дикое, фанатическое: нашествие орд гуннов, татар, турок, арабов, в лучшей случае — на материальную жизнь. В душе же их, собственно, нет истинной жизни. Поэтому они не могут дать жизни и завоеванный народам; а постепенно сами умирают духовно. Остались еще лишь турки. Но и они слабеют. Когда я наблюдал их моление, то мне ясно было, что они не сыны у Господа, а рабы. Жизни нет. Потому они и не восприимчивы ни к добру, ни к злу. Элементарны. Размаха нет. Нет широты души. Поэтому у меня были такие наблюдения над христианами из евреев: пока они были в еврейской вере, — у них было будто меньше борьбы с собою; а в христианстве точно открылись «страсти», борьба, муки, покаяние, крест. Так и должно: прежде не было жизни; жили животной элементарной жизнью; закон мало требовал, душа спала. Теперь, в крещении, заложено было семя новой жизни, и оно начало расти.

Но всякое прозябение идет через гниение: зерно если не умрет, то и не оживет, — сказал Господь, — а если умрет, то принесет много плода (Ин. 12, 24). И апостол Павел говорит: без закона грех мертв (Рим. 7, 8). А когда является закон, в данном случае уже и христианский, то грех, взяв повод от заповеди, производи всякое пожелание — грех ожил (Рим. 7, 8—9). Этим и объясняется обострение борьбы в крещеных. Это есть признак оживления, — большой свободы, силы и широты духа. Так даже и среди христиан: кто чем больше начинает стремиться ко спасению, тот больше испытывает искушений и борьбы. А самые великие искушения — святым. Мы же не можем вынести их. Так, может быть, и должно быть: вера во Христа Господа вознесшегося есть — но нужно еще жить. Для этого, а не для успокоения, пришел Господь и послал Духа.

Я огонь пришел низвесть на землю, и как желал бы, чтобы он уже возгорелся. Думаете ли вы, что Я пришел дать мир земле? — Нет! говорю вам, но разделение (Лк. 12, 49 — 51). Но меч (Мф. 10, 34).
Знать и делать, веровать и жить — вещи разные!

Царство Троицы

Теперь я подошел к центральному пункту объяснения, — к главной сущности праздника, — а следовательно, и к главной «благодати» праздника. Нужно остановиться на этом немного больше.
В предыдущих главах мы уже помалу подготовились, кажется, к восприятию основной мысли праздника.

Самое имя праздника — «Троица», «Света Троица», говорит об этом. Но вот прежде я никогда не задумывался над этим наименованием: думал лишь, что ныне открылась вся Пресвятая Троица; но ведь в таком случае и крещение нужно бы называть также «Троица», ибо и там «Троическое явися поклонение», как поется в тропаре, — там явились все Лица Святой Троицы. И есть великое сходство между этими двумя моментами служения Господа — началом и концом его. Там сходит Дух на Него единого, по человечеству; на всех сойти тогда Святой Дух не мог, ибо Иисус еще не был прославлен, как говорит святой Иоанн Богослов (Ин. 7, 39), а слава Христа — и воскресение с вознесением. Ныне же Святой Дух сходит на всех верующих в Него. Итак, Пресвятая Троица — и в начале служения, и в конце; только в первой празднике имя несколько более общее: «Богоявление»; а здесь уже «Троицеявление», Троица.

Теперь остановитесь на следующем соображении: какое бытие самое высокое? Или кто из существующего — наивысочайший? А следовательно, какая высшая должна быть цель у сознательного человека?
Без труда религиозному человеку можно ответить:
Бог! воистину!.. Но остановимся на сем…

Правда ли, что люди действительно и почитают в душе, и проводят в жизни этот высочайший принцип — все для БОГА? Ну, хотя бы оглянемся на окружающий современный мир и на самих себя.

Современный мир живет самим собою, — и притом земными, низшими интересами своими. О Боге думают вскользь, лучшие помнят в некоторые моменты дня, другие — по праздникам… Но и это все — лишь прибавка к основе жизни, а не самое существо ее. Между тем единственно сущее, подлинное, само в себе существующее и источник всего прочего, высочайшее бытие есть лишь Бог.

И не вообще Бог, а именно Бог истинный, Бог в Святой Троице, Бог Отец, Бог Сын, Бог Дух Святой. «Троица Единица».

И от Него, Единого сущего и Единого благого и Единого блаженною, и источника блаженства, ушли созданные Им люди: с Адама до Христа человечество ушло от своего Владыки, Творца и Отца, и даже сделалось Ему врагами. Что же случилось? Царство Троицы было оставлено людьми. Люди забыли Пресвятую Троицу. И тотчас попали мы в чужое царство, — в рабство диаволу. Мы уже приводили слова Божественною Писания, где диавол называется князем мира сего (Ин. 12, 31; 14, 30; 16, 11). И так называет его Сам Спаситель: значит, воистину он был миродержителем (Еф. 6, 12) своей похищенной державы (Евр. 2, 14). Наступило темное язычество и глухое иудейство.

И вот возвратить род человеческий из этого плена, пленить плен (Пс. 67, 19; Еф. 4, 8), то есть освободить пленников и возвратить их — в свое отечество Небесное, в свое Царство Троицы, — дабы Ее Едину знать, и Ее Едину чтить и славить, Ей Единой поклоняться, — и было целью пришествия Христова. И это совершилось в день Троицы.

. . . Если мы, живя в чужих странах, стремимся возвратиться на родину, то что же можно представить, когда человечество возвратилось в Царство Троицы?! Какая слава и торжество!

Приходит такая мысль: ныне воцарение Царя истинною, Бога Небесною… Какая должна быть радость в Царстве! а особенно воцарение над потерянным прежде Царством: двойная радость. Вот какой смысл нынешнего праздника:

ВОССТАНОВЛЕНИЕ ЦАРСТВА ТРОИЦЫ!

Поэтому–то в песнопениях и должна прославляться вся Пресвятая Троица: так и будет. Но так как Виновником этого восстановления был Сын Божий, то Церковь за это и будет славословить Его. Дальнейшее же завоевание и отвоевание плененного мира совершается Духом Святым, «Царем Небесным» — и Его славит освобожденная Церковь. Освобождение же Его Дух Святой совершил через двенадцать всего ратников, «полк ученический», — как говорилось еще на Вознесение, то есть через апостолов; и их ублажает Церковь. Теперь — Царство благодати, а Дух Святой — Царь наш.

В день Троицы лишь началось это освобождение и возвращение в Царство Троицы, а продолжаться оно будет до скончания мира.

Поэтому–то в таинстве крещения крещаемый (или крестный отец) отрекается от другого «подданства» — диаволу: читаются заклинательные молитвы о гибели врага, и совершается обряд отречения от сатаны, его царства и от всех дел — «дунь и плюнь!» на него с презрением!

Вострецова Анастасия (род. 1981) Праздник Троицы.

Вострецова Анастасия (род. 1981) Праздник Троицы.

Теперь люди возвращаются в свое отечество и делаются подданными своего Царя — Пресвятой Троицы. И как у всех подданных есть свой «вид» (виза, паспорт, печать), так и у нас, христиан, принадлежность к Царству Святой Троицы есть крещение — это не только символический знак обратного вступления в Церковь, а действительное положение благодатной печати на человека, с изменением его существа, сообразно новому Царству.
Вместо же «паспорта» может служить «метрическое свидетельство» о крещении.

В день Троицы возобновляется благодать крещения. Апостолы крестились огнем, Духом Святым, согласно предсказанию Иоанна Крестителя (Мф. 3, 11; Лк. 3, 16).

И мы в этот день «крещаемся» благодатию. В чем она? Возьму пример современный. Наступило время, когда мир снова уходит от Пресвятой Троицы: и неверием, и практическою, материалистическою жизнью. Хоть иди вновь проповедуй о Ней! Ужасное состояние мира! Пренебрегают, ни во что ставят Царственную Троицу! Чувствуем ли мы это?!

Благодать Троического Единства

На праздник пред Евангелием всегда поется одни и тот же антифон 4–го гласа: «От юности моея…». Суть его — краткое исповедание спасения: страсти… Сам спаси… Без Господа погибель… Слава Троице — Спасительнице. И последний стих уже о спасенной душе: «Святым Духом, всяка душа живится! И чистотою возвышается! Светлеется Троическим Единством священнотаине (таинственно)», то есть это же Царство Троицы, начинающееся еще здесь, на земле. Эти слова и представляются нам более всего подходящими для определения особой благодати, даруемой на Святую Троицу. Она (благодать) на Троицу многоцветна, как радуга, и разные виды ее можно подвести под общее вышенаписанное определение: оживление, вознесение, просветление, единство.

Постараюсь разъяснить и показать. Ныне — возобновление Царства Троицы в людях. А это означает воссоединение нас с Нею. Что же такое воссоединение? Нельзя думать, что это простое признание или холодная вера; нет, — это есть прилепление сердца, привитие ветви к лозе — Христу, а через Него и ко Святой Троице. Это прекраснейшее сравнение — ветви и лозы — дано Самим Спасителем в прощальной беседе (Ин. 15, 1—9). А в привитой ветви уже действуют соки Лозы, то есть Христа, а через Него, следовательно, и Святой Троицы. Значит, можно сказать, что единение вводит в нас жизнь Святой Троицы. И душа наша начинает отсвечиваться Пресвятою Троицею. Что же есть в Ней, а следовательно, — отраженно — и в нас? Это слишком многообразно; но главнейшее — Единство Божества при Троичности Лиц.
Такое тесное, непостижимо–существенное Единство, что при Трех Ипостасях — Един Бог! И этим «Троическим Единством» на день праздника Ее отражается и душа наша.

Откровение Троицы

Единение с Пресвятой Троицею — или, лучше, воссоединение Ее с нами, — имеет разные степени и виды, ведь все создано Ею, а не нами. Отец благоволил, и Сын снисшел, и Дух спасающий послан.

Первый шаг — это вера в Пресвятую Троицу. Вера есть общение с Нею, — как имеем мы общение через пространство друг с другом или даже с умершими. И в день Пресвятой Троицы Господь даровал мне особенную крепость и силу веры, то есть особое, большее общение. И потому в праздник я говорил проповедь очень одушевленно… «Огненно», — сказала богомолка. Это был дар праздника.

Вера легка для восприятия. . . Странные люди: им веровать в Троицу трудно для «ума». Как это не умно. (Но об этом я писал в особой рукописи: «О вере, неверии и сомнении».) Мне же легко веруется. И совершенно нет никаких препятствий. В этот день особенно легко веровалось! Все говорит о Троице. Даже иному трудно поверить чудному событию со мной. Смотрю на цветы в руках. Читаю 9–й час между литургией и вечерней. Стою на клиросе. Жду вечерни. И не знаю: как? Но мне в ней «зрится» Троица Пресвятая… Не умственными наведениями и выводами. А непосредственно. Как? Не знаю и сам. И пережил радостно. Смотрю на цветы, как бы на живые. И они говорят, — больше — точно отражают — Пресвятую Троицу. Всякое дыхание да хвалит Господа (Пс. 150, 6). Хвалите Его солнце и луна… Хвалите… дерева плодоносные (Пс. 148, 3, 7, 9).
И цветы хвалите. В цветах, но не в самих цветах, — а как бы «через» цветы?.. Но они не задерживают Бога Духа. А одно мгновение мне почувствовалось, что и небеса «исповедуют», «открывают» Святую Троицу. И «узрел» я: Бог — Един, но и Троичен! Непостижимо, но факт! И все это продолжалось с минуту или полторы. Причем я был совершенно спокоен: никакого экстаза не было ничуть… И постепенно исчезло.

Эта легкость веры, или близость Бога Троицы, в конце концов переходит в простоту премудрую: то есть в человеке мало–помалу [исчезает] «сложность», столкновение ума с верою; исчезает столкновение противоположных желаний, страсти, — образуется бесстрастие (у святых, конечно). И человеческий дух из падшего, расстроенного, сложного состояния возвращается в цельное, целое, единое, простое, богоподобное, Троице подобное состояние, где светит только чистота, святость, благодать Духа Святого. И тогда вселяется уже явно Святая Троица: Мы придем… и обитель… сотворим, — сказал Господь Спаситель ученикам (Ин. 14, 23). Так, — отчасти подобно тому, как в Троице при Трех Ипостасях есть Единство, — и в человеке, когда он возвращается в «простоту», «целость» (греческое слово [σώς] — означает и простой, и целый, и целомудренный, и неразбитый, и здоровый). А корень общий со «спасением» [σωτηρία], «спасаю» [σώζω] — Спаситель, следовательно, спасенный есть простой, — и наоборот, и целомудрие есть спасение; а противоположные грехи есть — «разложение», «разврат», разворот, возвращение в расстройство, а предел — и душевное сумасшествие, утерянное единство всего существа человека, всех его частей: духа, души и тела.

Вот явный образ Троицы: дух, душа и тело; они отделены и вместе, — и самое главное у них — человек — общее… Но, конечно, и это лишь отблеск Пресвятой Троицы.

Единство «согласия»

Так через Пресвятую Троицу человек приходит к простоте, а через простоту — обратно к Пресвятой Троице. Получается отсвет «Троического Единства» — человека с Богом и человека с самим собою. В праздник этот это даруется, но это же — затем, а не ранее, — продолжается и на других. Я же писал, что пред самою всенощною еще испытал чувство любви к братии (хотя это же испытывается на всякий праздник, а особенно на Пасху, но тут нет ничего противоречащего, ибо и в другие праздники даруется благодать Того же Духа Святого, Который ниспослан был в день Троицы. Но здесь начало Ее, источник, корень, и потому должно почувствовать Ее в нынешний день). И эта любовь к «братии» не случайна здесь, а связана тесно с праздником, — именно с «Троическим Единством».

Троица. Прп. Андрей Рублев

Троица. Прп. Андрей Рублев. Ок. 1411 г. Государственная Третьяковская галерея, Москва

Я это почувствовал ясно — «от обратного». Расскажу факт. Вследствие некоторых причин я расстроился на одного из братии. И уже не доброе (а, лучше сказать, просто злое) чувство пронеслось в душе моей… Но я тотчас же «сказал», или почувствовал: эта нелюбовь совершенно несовместима с Троицей… Это было не рассуждение, а ощущение, «зрение», факт.

На другой день было равнодушие к нему, — а это есть скрытая нелюбовь («не хочу видеть», — «не–на–видеть»), И опять ясно было: как я далек от Пресвятой Троицы!
Боже, как мы далеки! А христианство есть именно жизнь в Троице. А после пришли и мысли. В Пресвятой Троице такое «согласие», что оно даже не «согласие», а «Единство». Мы призваны ныне — в день Ее воцарения — жить с Ней, в Царстве Ее, жить, следовательно, Ее духом и началами; а это есть Единство в Троице. Мы же, окаянные, — плохие «подданные» Богу: не имеем любви друг к другу.

Разногласим. Враждуем. Все Лица в Пресвятой Троице живут «друг другом», а мы — равнодушны (в лучшем случае): нам «все равно» до «ближнего». Увы! какой же он «ближний», если мне «все равно», — он дальний, чужой мне! Бог — любовь (1 Ин. 4, 8); а мы — себялюбие. И лишь изредка, — как каплю небесную, Троическую, от Ее «Троического Единства» нисходящую росу, — почувствуешь на момент любовь, но потом она, точно небесная гостья — жар–птица райская, улетит. И снова остаешься во тьме бессветной хладности, в тартаре вражды и злобы.

Однако помнишь о ней, — тоскуешь, мучаешься, каешься, плачешь, просишь. И знаешь, что ты далек, страшно далек от любви. Видишь, что «сам» не можешь ничего сделать с собою; значит, она есть Божий дар. Дар от «Троического Единства». И дар высочайший.
Она–то и способна «сливать» людей воедино; давать «согласие», по образу Пресвятой Троицы. Поэтому в кондаке так и поется: «…егда же огненныя языки раздаяше, в соединение вся призва, и согласно славим Всесвятаго Духа» — как источника объединяющей любви. И святые достигают этого богоподобного, Троице подобного единства. Кто не знает радостной ласки преподобного Серафима? А мне дано было своими глазами видеть подобную же радостную любовь — ко всем, и хорошим и дурным, — у блаженного старца о. Исидора Гефсиманского. У него все бывали. И все считали его «своим». Впоследствии некоторые из них были большими трешниками. И он их знал еще тогда, несомненно, как прозорливый; но принимая ласково. Один такой епископ впоследствии был самым видным «живоцерковником», — а у него был духовный сыном. Воистину он, как солнце, сиял на добрых и злых — богоподобно!

Мы же лишь в зачатке, в семени, получаем этот дар. И на Пресвятую Троицу он дается нам, как «залог», как «задача», как закваска (Мф. 13, 33). И нужно еще развивать его. Бороться. Поэтому неудивительно, что мы скоро выпадаем из этого «будущего» состояния: оно еще лишь «призвание» наше, а не состояние, не факт. Да так и в кондаке говорится: «В соединение вся призва» лишь, и дал силы к животу и благочестию (2 Пет. 1, 3), Духа Святого, от Своей «Божественной силы». И путь к этому долгий. Вот главные его этапы по апостолу Петру. Вера, добрые дела, рассудительность (знание), воздержание (аскеза, пост, бдение), подвиг терпения, непременно в благочестии (то есть в благочестивом, в кротком духе, ради Бога), братолюбие (то есть хотя бы сначала к своим братьям) и уже наконец—любовь ко всем (2 Пет. 1, 5–7).

Вот где любовь Троице подобная: на конце! И это не мои указания, а святого апостола Петра. А он уж хорошо знал, что писал: от Духа говорил. И тогда лишь мы становимся причастниками Божеского естества (2 Пет. 1,4), или Святой Троицы. Таковым «открывается» свободный вход в вечное Царство Господа. Да и как иначе? Можно ли войти в Царство любви недоброму? Мы и туда бы внесли холодность, и зависть, и нетерпеливость, и вражду. Мы и рай сделали бы адом.

Отсюда, между прочим, самый неопровержимый вывод: только через веру и общение с Богом в Троице (в христианстве) возможно подлинное единение (сердечное, фактическое и практическое) между людьми. Поэтому — если между так называемыми «христианами» идет вражда — это признак прекращения общения их с Пресвятою Троицею, даже и потеря веры в Нее; первое — практическое неверие в Троицу, а второе — и теоретическое.

Современный мир опять потерял веру в Пресвятую Троицу, а потому и выпадает из атмосферы любви! Эгоизм — личный и национальный — стал «двигателем жизни», а прежде «Дух Святой был Жизнеподателем». И никакие попытки устранить разногласия и вражду путем культуры, науки, союзов и лиг, и экономики, — не в состоянии объединить людей искренно и глубоко! И дело будет идти к катастрофическому концу, — когда совсем любовь иссякнет (Мф. 24, 12). Воцарится эгоизм и царь его — диавол. Возвратится опять «держава» князя мира сего. Но тогда уже придет Судия миру — Сын Человеческий!

. . . Кстати, в день отдания Пятидесятницы Евангелие положено читать именно о любви, — и специально благодатной, а не естественно «языческой», которую и «грешники» имеют, то есть не о любви к своим, не о любви к любящим, а о любви ко врагам (Мф. 5, 42—48). Боже! какая высота!.. Голова кружится. Сердце, когда приходилось лишь «касаться» той высоты, терзается. А в этом–то и состоит богоподобное состояние христианина благодатного.

Троица. Нестеров Михаил Васильевич.

Троица. Нестеров Михаил Васильевич.

Вот какова связь Пресвятой Троицы и любви. Церковь и есть воспитательница этой любви. Следовательно, Церковь готовит нас к Троическому единению — и между собою, а потом — с Богом. Вне Церкви — нет спасения. Поэтому вне Церкви, при всех попытках, будет лишь разложение: от Вавилонской башни — до конца мира. Загордились люди тогда: построим… до небес… сделаем себе имя… (Быт. 11, 4).
И за это сами были рассеяны по всему миру.
«Егда снишед языки (речи) слия (смешал, спутал), разделяше языки (народы) Вышний…»
Грозный урок!

Но и одно единение в «организации» Церкви — не спасает, ибо это тоже вид — «себя». Не форма нужна, а дух любви, — он и составляет суть жизни Церкви. Поэтому католичество, хвалящееся стройностью организации папства, не удержало целой половины протестантского мира. И дальше не удержит.

Так и в Православии: не столько каноны важны, их буква, — сколько дух канонов: благодатно–любовный строй жизни. Но и непризнание канонов свидетельствует об отсутствии любви.

Итак, Церковь на земле есть отображение Царства Троицы. Как и пророк Моисей построил скинию по образу, который был показан ему на горе (Исх. 26, 30), так и новозаветная скиния, Церковь, создана по образу небесному, Пресвятой Троицы. И Дух Святой через нее теперь «открывает путь во святилище» и даже в самое «святое святых» — ко Пресвятой Троице.

Поэтому и принцип «соборности», — основанный на любви, смирении, — ведет к истинному единству. Итак, Пресвятая Троица требует от нас и веры, как общения с непостижимым Богом в Троице, и святости, как возвращения к богоподобной простоте бесстрастия; и любви, как отображения Единства Ипостасей, и смирения, как свойства противоположного разлагающей гордыне.

Державное утверждение

Таковы основные дары «Троического Единства». Но мне хочется вспомнить и о частных дарах, почувствованных мною в этот праздник. Я назову их благодатью «утверждения». Переживалось это так: мне в этот именно день хотелось просить у Господа благодати «твердости», крепости духовной силы.

Почему это? Это переживал я ясно. . . Дух Святой из расстроенного, расслабленного, разложившегося состояния возводит в состояние противоположное: благоустроенное. Как бы так: из кучи кирпичей разрушенной) здания строится дом, — по плану, стройный, крепкий.

С «Троицы» Дух Божий начинает созидать человека. И у других заметил подобное же: когда пелись стихиры о Боге Троице, о Лицах Ее, то один русский богомолец (интеллигентный) слушал особенно сосредоточенно, серьезно. . . «Твердо» тоже. . . И сам, когда поешь о таких возвышенных вещах, чувствуешь серьезную мысль, благоговейное, строгое настроение.

Может быть, это — оттого, что ты стоишь пред престолом «Царя царей», Пресвятой Троицы, как поется в ирмосе? «Со страхом Божиим». Ведь если на вознесение и ангелы со страхом предстояли, когда возносился Христос Господь, — то тем более ныне, когда человек приемлется к участию в жизни Троицы! Как же не быть в благоговейном состоянии — страхе?

Но я не о «страхе» лишь говорю, а о пережитой «твердости» — желании ее, — так что даже просил этого и после, как дара праздничного.

«Господи, даруй мне утверждение!» — И мне чувствовалось, что Господень Дух дарует это ныне еще прежде (не по существу — ибо любовь, конечно, выше) — в порядке восхождения нужна решимость от себя и сила от Духа… И среди даров Святого Духа есть такой дар: и почиет на Нем… (на Господе Иисусе Христе, — а от Него и на человеках Его) дух премудрости и разума, дух совета и крепости, дух ведения и благочестия, — говорит святой пророк Исайя (Ис. 11, 2). И апостол Павел говорит: дал нам Бог духа не боязни, но силы и любви и целомудрия (2 Тим. 1,7). Посему: не стыдись свидетельства Господа нашего Иисуса Христа, ни меня, узника Его (2 Тим. 1,8). И я страдаю так; но не стыжусь. Ибо я знаю, в Кого уверовал, и уверен, что Он силен сохранить залог мой на оный день (2 Тим. 1, 12).

. . . Теперь немного проясняется и дар — твердой, ясной веры, и знаю, в Кого я веровал, — которую ощутил и я в день Пресвятой Троицы; она, вера, дала и твердость настроения. Ведь вера есть откровение. Вера в Пресвятую Троицу есть откровение Ее Самой нашему духу («касание»). Твердая вера — твердое откровение. Оно и утверждает душу. . . И так Сама Пресвятая Троица дала такое утверждение. А так как Она Сама есть высочайший вид утверждения — полное Единство Трех, то можно сказать, что это «утверждение» тоже есть отсвет «Троического Единства», этой основной благодати дня.

Еще думается: ныне день Царства Троицы… И мы участники ныне в сем Царстве. . . Мы ныне род избранный, царственное священство, люди, взятые в удел (1 Пет. 2, 9). Вместо избранного народа еврейского ныне христиане — избранники, — ибо они приняли «подданство» в Царстве Троицы…
И хотя это дается лишь опять в «задатке», в «закваске», и лишь на один этот день избранники приглашаются в «Царские чертоги» как сыны по благодати, — а после они еще должны заслужить, заработать этот дар, — но все же они ныне — «цари»: вы бозе есте, и сынове Вышняго ecu, — пророчествовал еще царь Давид (Пс. 81, 6); а Спаситель отнес это к верующим (Ин. 10, 34).

Твердость — это царственное чувство власти; и про Спасителя говорится: слово Его было со властию, Он учил, как власть имущий (Мф. 7, 29).

И апостол Павел заповедует Титу: Господь избрал Себе народ особенный, ревностный к добрым делам. И ты говори, увещевай и обличай со всякою властию, чтобы никто не пренебрегая тебя (Тит. 2, 14–15).

И вообще истинная благодать Божия делает людей духовно твердыми, а не слабыми: слабость от безблагодатности… Правда, есть твердость и естественная, лишь на низшие, «душевные» стороны жизни, и притом сочетается обычно с тщеславием и гордостью, — каковые, в сущности, есть признаки духовно слабой души… И нередко бывает, что эти так называемые «сильные люди» в делах своих оказываются совершенно слабыми, когда дело касается — спасения, смирения, постоянства в добре, любви и т. п. И даже падают, теряются, унывают. И оказывается, что их «царственность», «властность» была не от Бога, а от естества; а все, что не «во имя Отца и Сына и Святого Духа», что не от Его «державы, Царства и силы», — все мнимо, призрачно. Поэтому мы знаем, что святые, несмотря на всю их кротость и любовь, производили впечатление [на] людей не только сильных в подвиге своего спасения, но и на других. Это — непостижимые, необыкновенные гиганты! Читаешь жития святых, устрашаешься их подвигов! И на нас они действуют с силою: «боишься» их!

И я сотни раз убеждался на опыте, что только святые подлинно «велики» и даже «страшны». А так называемые «великие люди» не производят великого впечатления… «Победить себя — величайшая победа», — говорили еще римляне, вслед за Премудрый: долготерпеливый лучше храброго; и владеющий собою лучше завоевателя города (Притч. 16, 32). Поэтому, когда я встречался с о. Иоанном Кронштадтским, или о. Нектарием, или о. Германом, сразу чувствовал себя «маленьким учеником» перед великими учителями. Ни ученые, ни вожди, военные, ни так называемые «великие люди» не производили такого впечатления.

Христианство — и особенно в достижении святости — действительно делает людей «царями», при всей своей личной кротости.
Припомнишь, как вели себя пред так называемыми «царями» мученики! Какая истинно царственная свобода и твердость! Мучители казались жалкими пред ними. Таковыми делает Святая Троица Своих сынов Царствия (Мф. 13, 38), детей Божиих, которые получили сию власть не по естественному рождению, но потому что от Бога родились, — читаем на Пасху (Ин. 1, 12–13).
От Бога родились. . .

Точно впервые слышу эти слова. Не только от царей земных (а это обычно считается высоким), — а от Самого Бога родились. Это Евангелие читается на день царя праздников, в Пасху, когда Господь царственно воскрес.

«Господь воцарися (воцарился) в лепоту облечеся (облекся)», — поется каждый воскресный прокимен. А с Ним воцаряются и люди. И сие Царственное, более — «Божественное» — возрождение, или рождение, совершается Духом Святым, как сказал Господь Никодиму: если кто не родится от воды и Духа, не может войти в Царствие Божие (Ин. 3, 5). А доселе были «рабы» — диавола. Ибо он сам, потерявши истинную свободу, насилует и людей. Истинная свобода, «простор» души — лишь в христианстве: кроме него — везде «рабство». Отца Бога не знают. Это я видел и на магометанах в мечети, — даже на их молении. Да и теперь люди себя боятся, так называемою «общественною мнения», таких же ослов, как ты сам, — припоминается изречение святителя Иоанна Златоуста. И только перешедший из царства диавола в Царство Троицы получает истинную свободу, и силу, и власть, и дерзновение. Это и есть то «утверждение», о коем я все стараюсь хоть описательно сказать.

Поэтому во время грехов человек, теряя дерзновение Божественное, перейдет в высокую дерзость, тогда Бог «низлагает» гордыню, чтобы «вознести» опять «смирением» (песнь Богородицы).

И истинное смирение — величайшая сила! И если хочешь быть в Царстве Троицы — смиряйся: только Богом, Пресвятою Троицею люди сильны.
Возносящийся смирится, смиряющийся же будет вознесен, — сказал Христос (Лк. 18, 14).

«Бог создал мир из ничего. . . Ни–че–го не было! — говорил мне батюшка о. Нектарий. — Так и человек: когда он обратится в своем сознании в ничто, тогда Бог начинает создавать из него великое». — Истинно!

. . . Поэтому, — закончу этот отдел, — и апостолы при приятии Святого Духа — «сидели», а не стояли, — как поется в церковных песнопениях. Долго я этого не понимал; а теперь в связи с мыслью о «царском» причастии Божественного естества (2 Пет. 1, 4) думаю, что и это было символом их царственно–благодатного всыновления Пресвятой Троице.

Теперь мы не сидим во время чтения трех молитв на вечерне, а коленопреклоненно просим. Это от того, что мы представляемся еще не получившими Духа, как и апостолы по вознесении поклонились Господу Иисусу Христу (Лк. 24, 52), а также и ради нашего недостоинства, по смирению. Но диакон тотчас же после каждой молитвы говорит: «Заступи, спаси, помилуй, возстави (подними) и сохрани нас, Боже, Твоею благодатию».
И восстают.

Достойно примечания, что всю Пятидесятницу, от Пасхи до отдания Троицы, не полагается становиться на колени. Это даже повелено Вселенским Собором; ибо это время — Царственного освобождения. Это время с Женихом. Придут дни обычные, будут поститься и на колени становиться (Мф. 9, 15).
Переносите это на духовное состояние, «утверждение».
ГОСПОДИ, ДАРУЙ МНЕ ДУХ ТВОЕГО ДУХОВНОГО УТВЕРЖДЕНИЯ, БЛАГОДАТНО-ЦАРСТВЕННОЙ ТРОИЧНОЙ СИЛЫ!

Дух премудрости и разума, Дух совета

Другая просьба в этот праздник была о даровании мне «Духа просвещения» (так я молился). И опять это мне пришло «само собою». Не помню совсем: в какой связи? Но Дух Божий воспринимается мною и как Дух «просвещения». Так у евангелиста Иоанна Богослова о Христе говорится, что Он есть истинный свет, просвещающий человека (Ин. 1, 9). Эта молитва читается в начале дня (в конце 1–го часа): «Христе свете истинный… да знаменуется на нас свет Лица Твоего…» И крещение называется «просвещением». Ясно, что просвещение связано с благодатию Святого Духа, — ибо Им просвещает Христос.

Пресвятая Троица есть — истинный свет; «во свете Твоем узрим свет» и мы (из великого славословия). Поэтому и благодать сошла на апостолов в виде огня. Просвещение же ума связано с чистотою сердца: блажени чистии сердцем, яко тии Бога узрят (Мф. 5, 8). Далее была тьма язычества и идолослужения, или тьма детской веры иудейской, затемненной к тому же формами внешней обрядности и страстей. Теперь, входя в Царство света Пресвятой Троицы, люди просвещаются благодатию, — облекаются в светлую «брачную» одежду.

Нужные дары

Особенно оба эти дара — «утверждения» и «просвещения» — необходимы были апостолам. Ведь они посылались покорить весь мир: какая же нужна была им ревность, твердость и сила! Они должны были научить вся языки (Мф. 28, 19) — какая же нужна была премудрость! И все это дано было им именно в день Святой Троицы.

Сошествие Святого Духа на апостолов

Сошествие Святого Духа на апостолов. Новгород. Конец XV — начало XVI вв.

Поэтому и нам также нужны эти качества, чтобы действовать обращению людей к Царству Святой Троицы, — дабы приводить их в «Троическое Единство». Особенно и «утверждение» и «просвещение» нужны в расстроенное и темное время богоборчества, гонения на Царство Троицы (христианское, и именно — православное). Нужна великая ревность! Горение, как огонь, который сошел на апостолов. Апостолы (и их продолжатели) идут на войну за Царство Троицы. А на войне нужна горячая ревность и твердость, мужество духа.
Поэтому Господь и дарует нам этот дар «утверждения» в день «уловления вселенной».
«Дерзайте!»

Непрестающее славословие

На сем остановлю описание «благодати» праздника. Когда все это осознаешь, то сердце исполняется славословия. Оно есть необходимый результат всего ряда переживаний, описанных выше. Да и что иное может быть в день «воцарения»! Поэтому нужно ждать в песнопениях не просьбы, а прославления щедроподательной Преславной Пресвятой Троицы, спасшей мир. Так и есть в песнопениях праздника, так есть даже и за всеми обычными богослужениями. Послушайте службы. «Благословенно Царство Отца и Сына и Святаго Духа», — начинается литургия. Мы — в Царстве Ее. «Яко подобает Тебе слава, честь и поклонение, Отцу и Сыну и Святому Духу», — первый же возглас на вечерне, утрене, литургии — после великой эктении. «Яко Твоя держава… и сила, и слава, Отца и Сына и Святаго Духа», — второй возглас. И далее.

Всё — слава Троицы. И притом неизменно указывается на Царствие Ее, «честь», державу. Все богослужение переплетено славословием Царства Троицы. Теперь, с большим уяснением смысла Ее Царственного праздника, иначе произносишь эти возгласы: об этом даже можно бы написать немало; скажу кратко: в славословиях мы переживаем чувства — величия, достоинства (Бог славы царствует), твердости, как бы опоры (Всемогущий — за нами), успокоения, мира (во всем Его Царская воля). Но и благоговейного страха (пред Царем царей) и сознания своего недостоинства (пред Святым), и утешение от призванности (Его милосердием). И многое иное.

И этим славословием Церковь уподобляется небу, где ангелы непрестанно славят Святую Троицу, с трепетом взывая: Свят, Свят, Свят (Ис. 6, 3). Это есть первая «молитва».

Так и в молитве Господней — первое «прошение»: да святится, да славится Бог!

С этого начинается, собственно, и литургия: в древности она начиналась с «малого» входа, после коего входит архиерей в алтарь и первый возглас его (доселе он молчал): «Яко Свят еси Боже наш, и Тебе славу возсылаем Отцу и Сыну и Святому Духу». А после уместно добавили сюда Трисвятую песнь. И в день праздника Троицы нужно славословить спасающую, преславную Троицу.

Слава Святей, Единосущней и Животворящей Троице, Ей, Самой в Себе, слава и поклонение! А паче, что все Лица участвовали в спасении падшего человека в мире.
«Ты бо еси Царь мира и Спас душ наших — и Тебе славу возсылаем Отцу и Сыну и Святому Духу!» (возглас по 6–й песни канона).

Сущность «обычного начала»

Мы знаем, что называется «обычным началом» — это начальные молитвы везде: на полунощнице, часах (с 3–го по 9–й) и т. п., то есть от «Царю Небесный» до «Приидите, поклонимся…»
Я давно задумался над этими молитвами: почему их Церковь собрала воедино? почему так расположила? и часто повторяет? А обыкновенно повторяют самое важное и нужное, что должно усвоить. Чего же хочет Церковь?

Первая молитва: «Царю Небесный» — о Святой Духе, исшедшем из Царства Троицы спасать людей. Но здесь еще нет речи о Пресвятой Троице. Однако эта молитва нужна как начало к началу: без Духа Божия мы и помолиться, как должно, не можем (Рим. 8, 26—27). А дальше: «Трисвятое». Три раза «Святый», и повторяется трижды… — о Троице — плюс «Слава». Затем: «Пресвятая Троице…» плюс «Слава». Потом: «Отче наш» (о ней особо скажу после) с заключением царственного славословия Троицы плюс «Господи, помилуй» двенадцать раз, плюс «Слава». Наконец: «Приидите, поклонимся…» (опять трижды), — но эта молитва говорит уже об одном Христе Спасителе: «…Христу, Цареви нашему Богу!»

И между всеми ими вставляется столь частое повторение: «Слава Отцу и Сыну и Святому Духу», — трижды слава Троице.

Как видим, все молитвы, — кроме первой и последней, о Христе, — все говорит о Троице… Следовательно, совершенно ясно, что Церковь этим живет больше всего и сему же хочет научить чад своих. Она живет Царством Троицы. Ибо Церковь есть Царство Троицы на земле и ведет нас к Царству Небесному, Царству славы, к вечной жизни.

В «Приидите, поклонимся…» вспоминается о Христе потому, что Он есть Виновник воцарения Троицы. И люди, если бы и не знали никаких молитв, кроме «обычного начала», — знают и исполняют главное, самое главное. Потому мы у сербов видели, что, не понимая славянского языка, они как лишь заслышат: «Слава Отцу и Святому Духу», — так и закрестятся все… И прекрасно! Этим они исповедуют свою принадлежность к сему Царству Троицы: услышали «свое», «собственное», о своем Царстве.

А мы так привыкли к этим «обычным» молитвам, что не только «дьячки», а и все мы повторяем их невнимательно, тогда как надлежало бы их совершать более всего и благоговейно, и со страхом, и со славою.

Теперь сделаем вывод: если Воскресение Христово празднуется пятьдесят два раза в году, то сколько же раз славится Пресвятая Троица?!

Каждый день (по монастырскому уставу) «обычных начал» не менее двенадцати… В каждом по восемь «Троичных» молитв; итак, равно девяносто шести, не говорю еще о «Слава» и «Аллилуиа» после кафизм, псалмов и т. п., в отпусках, между тропарями, пред богородичными… Их еще десятки раз. Всего в день до вечерних молитв «Слава Отцу и Сыну и Святому Духу» — до ста двадцати раз, то есть сто раз в день продолжается ежедневно праздник Троицы.
Ясно, что в этом суть нашей веры!

И думается: не много ли мы «просим»? А Церковь наша учит больше славословить, — именно Пресвятую Троицу. Нужно сему учиться и нам! И эта молитва — угоднее всего Пресвятой Троице.
Ныне нужно проводить мысль не просто о Христе Спасителе, а главным образом о Пресвятой Троице: в этом христиане и христианство. Недаром в Сергиевой Лавре первый храм — Троичный.
И преподобный Серафим в Дивееве строил в честь Пресвятой Троицы; кажется, и в Сарове создали после него храм Живоначальной Троицы.

Конечно, к этому ведет (так и должно) проповедь о Христе, Сыне Божием, но, слишком закрепляя мысль на Нем, проповедники точно затеняют главное, для чего приходил Он: возвратить людей в Царство Троицы! А многие еще «принимают» Христа, «как Учителя», но уже Пресвятой Троицы не могут воспринять так уклончиво. Здесь решительно ставится вопрос: наш?.. или от супостатов наших? (Нав. 5, 13).

И апостолам дана была заповедь научить не вере во Христа, — а крестить во имя Отца и Сына и Святого Духа. И мученики страдали за Троицу. Поэтому и при хиротонии поется: «Слава Тебе, Христе Боже, апостолов похвало и мучеников веселие, — ихже проповедь, Троица Единосущная».

Поэтому и в браке — о Святой Троице говорится много: возглас «Благословенно Царство», те же тропари, что и при хиротонии, «Отче наш» с славословием и последняя особая молитва к Троице о благословении.
«Брак есть служение Пресвятой Троице», — сказал оптинский старец Нектарий одной матери. И православные люди всякое дело начинают «во имя Отца и Сына и Святого Духа», крестясь трижды.
Так и подобает!
Слава Отцу и Сыну и Святому Духу! Аминь!

Источник: Митрополит Венамин (Федченков) Троица


Просьба соблюдать правила уважительного тона. Ссылки на другие источники, копипасты (большие скопированные тексты), провокационные, оскорбительные и анонимные комментарии могут быть удалены.
Вы можете поделиться этой статьей в сети:
0 0
4 111
В начало страницыВ начало страницы