Иоанн Златоуст как проповедник: Только бы остановить твой грех

Автор: Татьяна Соболева

Дата публикации: 27.11.2017

Вселенский учитель родился на рубеже двух великих эпох. Взаимопроникновение двух культур – эллинистической и христианской – происходило крайне болезненно. Но именно в это время вырабатывались многие ключевые для всего последующего развития христианства мировоззренческие догматы, шло становление новой византийской культуры.

Свт. Иоанн Златоуст. Икона XV в. София, Болгария.

Святитель Иоанн Златоуст – непревзойденный мастер христианского красноречия и неподражаемый учитель нравственности. Родился он спустя лишь несколько десятилетий после Миланского эдикта (313), когда христианская Церковь выходит из вынужденного затвора и из гонимой становится привилегированной. Она «приемлет под свои священные своды взыскующий античный мир», который приносит свои сомнения, «великую тоску и великую гордыню. Эту тоску Церковь должна была насытить и эту гордыню усмирить» [1].

Это был сложный и очень важный для всего последующего развития христианства период. Столкнувшись с древней эллинской культурой, оно «постепенно усваивало новые черты, составившие портрет той христиано-греко-восточной культуры, которая позже получит название византийской» [2]. К вере Христовой во множестве стали обращаться язычники, иудеи и варвары, привнося с собой остатки прежних верований и предрассудков, а подчас принимая её из практических соображений. Так великая языческая империя в IV веке постепенно перерождалась в христианское государство.

О стиле Златоуста

Антиохия Сирийская [3] во второй половине IV века славилась школой риторики софиста Ливания. Именно здесь будущий Вселенский учитель постигал основы ораторского искусства, здесь получил превосходное классическое образование. Он был самым блестящим учеником Ливания, надеждой учителя, если бы, по словам Ливания, «его не похитили христиане». В стиле Златоуста вновь оживают сила и блеск классических Афин, «как оратора и стилиста его можно сравнить с Демосфеном и даже Ксенофонтом или Платоном» [4]. И дело не только в формальной отточенности его стиля, но прежде всего в морализме – этой «естественной правде античного мира» [5]. В христианской этике Златоуста она преобразилась и поднялась до евангельских высот.

Святитель не был философом или мыслителем в античном понимании, он именно оратор – моралист и учитель. Он никогда не входил в философские тонкости, зато «всегда интересовался этической стороной ситуации и неизменно соотносил её со Священным Писанием» [6]. Труды отцов Церкви и Писание Златоуст знал в совершенстве, непринужденно использовал в своих проповедях. Очень часто они по форме являлись истолкованием библейских книг.

Прекрасное, учение о котором столь тщательно разрабатывала на протяжении веков античная культура, было для святителя категорией скорее этической, чем эстетической. «Некоей чудной песне хочу научить вас, взяв в руки не мертвую лиру, но вместо струн натянув историю Писания и заповеди Божии», – говорится в одной из его бесед [7]. Прекрасное видел он «прежде всего в деятельном добре. Евангелие было для него книгой о красоте добра, явленного в образе Богочеловека» [8]. Во многих трудах Златоуста содержится мысль о том, что Священное Писание как эталон христианской словесности не стремится к красоте слов или их сочетаний, но имеет в себе Божественную благодать, которая сообщает яркость и красоту его словам.

В то же время ни в одной из своих проповедей он не обходится без искусного использования самых разнообразных риторических приемов. Часто встречается в его речах имитация диалога, когда говорящий обращается к воображаемому оппоненту, а затем отвечает на его вопросы и возражения. Этот прием мы найдем в «Диалогах» Платона, охотно к нему прибегает в своих посланиях и апостол Павел. Златоуст, не довольствуясь сдержанностью античной риторики, значительно оживляет речь. Монологическая по форме, она не только уподобляется диалогу, но наполняется восклицаниями, риторическими вопросами, прямыми обращениями к аудитории. Проповедник как бы угадывает невысказанные вопросы и сам же на них отвечает. Его речь изобилует перифразами, удвоениями и параллелизмами, развернутыми метафорами и сравнениями. Большинство дошедших до нас проповедей и бесед – это отредактированные автором записи его стенографов. Поэтому от слов Златоуста «веет непередаваемой свежестью живого разговора пастыря с народом» [9].

Трудно найти тему, которую бы ревностный учитель не затронул в своих речах. «Фантастический объем наследия и разнообразие тематики делают его проповедничество исчерпывающей энциклопедией христианской веры и нравоучения» [10]. Попытаемся коснуться некоторых вопросов социально-нравственной доктрины Великого святителя, его учения о Евхаристии и ряда других тем.

О богатстве, рабстве и государстве

В своих беседах и проповедях святитель неоднократно подчеркивает тщетность материального благосостояния, его ненадежность. Он говорит о богатстве как о соблазне, когда «владеющий приучается невольно дорожить им, впадает в опасный самообман, привязывается к мнимым благам. Опасно не только богатство, неправедно и нечестно приобретенное, но и всякое имение… Однако не само по себе, но как стимул для воли, как повод дорожить тленным и мнимым. Богатство есть опасное бремя…» [11].

В особенности его недовольство касается богатства церковного убранства, когда вместо попечения о душах людей Церковь чрезмерно заботится о внешнем благоустроении. Златоуст напоминает, что «Спаситель во время Тайной Вечери дал своим ученикам пить не из золотой чаши, а подарил им заповедь любви друг к другу. Помимо всего прочего, богатство происходит из неравенства, а следовательно, из несправедливости. Согласно святому Иоанну, всё принадлежит Богу, поэтому такие слова, как «мое», «твое» и подобные им, должны быть изгнаны из христианской общины. Проблемы собственности всесторонне обсуждаются в его комментарии на «Деяния апостолов» [12].

Затрагивая тему рабства, актуального в античном обществе, Златоуст склонен не признавать его естественным институтом, опережая в этом на века свою эпоху. Природе человека, по его мнению, присуще свободное состояние: «В древности не было раба; Бог, созидая человека, сотворил его не рабом, но свободным… поэтому и раб есть брат и удостоился истинной свободы, имея один (с нами) дух». Рабство, по словам святителя, выступает лишь как последствие греха: «Совершили грех предки и своим грехом ввели рабство, а потомки своими грехами лишь упрочили введенное рабство» [13]. Следовательно, поскольку мир полон греховных деяний, сохранение рабства остается объективной реальностью.

Свт. Иоанн Хризостом (Златоуст). Эмаль X в. Византия.

Касаясь вопросов, связанных с существованием государства, Златоуст говорил, что и земная власть установлена Богом вследствие греха. При всеобщей греховности власть необходима для поддержания порядка. Однако он не одобрял практикуемых в государстве властных методов наказаний, считая, что они противоречат принципам христианского милосердия. Пастырское служение, по его мысли, тоже «есть власть, но власть слова и убеждения» – и в этом коренное различие власти духовной и мирской.

«Царь принуждает, священник убеждает. Один действует повелением, другой советом…» [14]. Признавая авторитет светской власти, святитель ставил власть духовную намного выше. Во всех случаях императорского вмешательства в церковные дела он бесстрашно выступал на стороне Церкви, не боялся возвысить слово обличения в адрес власти и никогда не прибегал к ее помощи для решения сугубо церковных вопросов. В целом можно говорить, что Златоусту был чужд зарождавшийся в Византии принцип «симфонии» между Церковью и государством, он был склонен скорее к четкому разграничению сфер их влияния.

Не думай, что это хлеб

Рассуждая о великом Таинстве Евхаристии, Златоуст говорит, что «Христос не предал нам ничего чувственного, но все духовное, только в чувственных вещах Если бы ты был бестелесен, то Христос сообщил бы тебе сии дары бестелесно, поелику же душа твоя соединена с телом, то духовное сообщает Он тебе через чувственное» (Беседа 82-я на Евангелие от Матфея).

«Не думай, что это хлеб, и не считай, что это вино, потому что они не выходят из человека, как прочие виды пищи Тайны срастворяются с сущностью тела» (Беседа 9-я о покаянии). Христос, по мысли св. Иоанна, «желая показать нам ту сильную любовь, какую Он имеет к нам», посредством пищи хлеба и вина «смесил Самого Себя с нами и растворил Тело Свое в нас, чтобы мы составили нечто единое как тело…» (Беседа 4-я на Евангелие от Иоанна). В письме к монаху Кесарию он пишет: «Хлеб, прежде нежели освятится, мы называем хлебом», но, когда «Божественная благодать освятит его через посредство священника, он уже не называется хлебом, но достойно называется Телом Господним, хотя естество хлеба в нем остается». И как во Христе «по внедрении Божественного естества в тело то и другое вместе составили одного Сына, одно Лицо, нераздельное и в то же время неслитно познаваемое», так и соединение в евхаристических Дарах.

Плотина, сдерживающая наводнение

Обличая нравственные пороки, св. Иоанн Златоуст всегда выступал с сочувствием и пониманием всякой человеческой страсти, но грех, по его мнению, следовало нещадно искоренять. Взойдя на Константинопольскую кафедру, он, не смущаясь, стал обличать цирки, театры и прочие зрелища, возбуждающие страсти византийцев, беспристрастно боролся с грехом в разных его проявлениях – роскоши, чрезмерности в нарядах и украшениях, распущенности и легкомысленном образе жизни. Новый архиепископ немедленно взялся за наведение порядка в церковной организации, также начинавшей утопать в казнокрадстве, роскоши и нравственных пороках. Как отмечает прот. Иоанн Мейендорф, Златоуст воспринимался в столице в некоторой степени архаичным, как человек ушедшего времени: «Его манера проповедовать и этические взгляды плохо вписывались в легкомысленную столичную обстановку… это было время перемен, надежд, кипения умов и нравов. Иоанн Златоуст со своими строгими моралистическими проповедями казался старомодным и провинциальным. Он говорил с этой огромной бурлящей толпой в той же манере, которая принесла ему славу и любовь в Антиохии» [15].

К сожалению, христианство в столице, едва утвердившись, для многих стало лишь «модной одеждой». Златоуста смущала номинальная многочисленность христиан. «Тем больше пищи для огня, – говорил он, – безопасность есть величайшее гонение на благочестие», рождающее расслабленность и беспечность, а благополучие усыпляет душу. Его смущал нравственный упадок во всех слоях общества, «молчаливое снижение требований и идеалов» как среди мирян, так и в среде клира. Весь пафос его злободневного учительства и проповедничества понятен лишь в живом историческом контексте. «Это был евангельский суд над современностью, над тем мнимым воцерковлением жизни, в котором, по свидетельству Златоуста, слишком многие находили преждевременное успокоение…» [16]. Немудрено, что он нажил себе массу недоброжелателей как среди монашества и духовенства, так и в светских влиятельных кругах. Нарастающее недовольство не заставило себя долго ждать.

Свт. Иоанн Златоуст. Икона XVI в. Корфу, Греция.

В 403 году святитель был вызван на так называемый «собор под дубом», единственной целью которого было его осуждение. Будучи трижды вызываем, он не счел каноничным являться, в результате чего был смещен со столичной кафедры и выслан из Константинополя. Вскоре в городе началось страшное землетрясение. Многие, в том числе императрица, усмотрели в этом знак Божий, и Златоуст вновь получил приглашение на кафедру. В своих проповедях он, как и прежде, продолжал обличать пороки общества и год спустя оказался вновь смещен и сослан в Кукуз, а через два года в Питиунт, не дойдя до которого скоропостижно скончался в 407 году в местечке Команы [17].

Народ, любящий своего святителя, живо хранил память о нем, хотя споры вокруг имени Златоуста улеглись далеко не сразу. Среди противников его реабилитации долгое время выступал знаменитый св. Кирилл Александрийский – преемник на кафедре своего дяди Феофила Александрийского, главного гонителя Златоуста. Но всё же после смерти святитель оказался настолько популярен, что уже в 416 году по инициативе Константинопольского епископа Аттика его имя было восстановлено в диптихах (в Антиохии это произошло ещё раньше) [18]. А двадцать лет спустя мощи Вселенского учителя были торжественно перенесены в Константинополь, таким образом, приговор «собора под дубом» был отменен общим свидетельством Церкви…

Промыслом Божиим Вселенский учитель родился на рубеже двух великих эпох. Жизнь его, как уже говорилось, пришлась на период становления новой византийской культуры. Именно в это время вырабатывались многие ключевые для всего последующего развития христианства мировоззренческие догматы. Взаимопроникновение двух культур – эллинистической и христианской – происходило крайне болезненно.

Язычество не спешило уступать свои позиции, несмотря на то что в Церковь хлынул небывалый поток новообращенных. Особая миссия Златоуста в этот период «состояла в сдерживании обмирщения Церкви, усвоения противных духу и букве Писания этических и эстетических норм» [19]. Даже перед лицом смертельной опасности «Златоуст не отказался от этой миссии, став сдерживающей наводнение «плотиной» [20], сила которой не ослабевает на протяжении уже шестнадцати веков. «Я не молчу, — говорит златоустый учитель. – Хочешь побить меня камнями за искреннее слово сурового обличения? Я готов пролить свою кровь, только бы остановить твой грех…»
___________________________________________

1. Флоровский Г. Восточные отцы IV в. Париж, 1933. – С. 8.
2. Казенина-Пристанскова Е. Золотые уста. Жизнь и труды Иоанна Златоуста. – Ровно: Живое слово, 2003. – С. 15.
3. Современная Антакья в Турции.
3. Флоровский Г., прот. Восточные отцы Церкви. – М., «Аст», 2003. – С. 278.
4. Цит. по: Там же.
5. Мейендорф Ин., прот. Введение в святоотеческое богословие. – Клин, Фонд «Христианская жизнь», 2001. – С. 256.
6. Флоровский Г., прот. Указ. соч. – С. 279, 278.
7. Иоанн Златоуст, святитель. Беседа на притчу о должнике десятью тысячами талантов, взыскавшем сто динариев (Матф. 18, 23-25), и о том, что злопамятство хуже всякого греха // Полное собрание сочинений в 12 т. Т. 3. Кн.1. – М., 1994. С.2.
8. Дронов М., прот. Учитель пятнадцати веков / Журнал «Альфа и Омега». – № 4, 1995.
9. Цит по: Там же.
10. Курбатов Г. Византийские портреты. К истории общественно-политической мысли. — Л., Изд-во ЛГУ, 1991. – С. 105.
11. Цит. по: Флоровский Г. прот. Указ. соч. – С. 278, 279.
12. Цит. по: Там же. – С. 286.
13. Мейендорф Ин., прот. Указ. соч. – С. 262.
14. Курбатов Г. Указ. соч. – С. 109.
14. Флоровский Г., прот. Указ. соч. – С. 283.
15. Мейендорф Ин., прот. Указ. соч. – С. 248.
16. Флоровский Г., прот. Указ. соч. – С. 280, 276.
17. Сел. Команы находится в 15 км от Сухума в Абхазии.
18. Диптихами назывались списки для поминовения, читаемые в церкви во время Литургии.
19. Казенина-Пристанскова Е. Указ. соч. – С. 183.
20. Цит. по: Там же. – С. 186.

Просьба соблюдать правила уважительного тона. Ссылки на другие источники, копипасты (большие скопированные тексты), провокационные, оскорбительные и анонимные комментарии могут быть удалены.

Вы можете поделиться этой статьей в сети:

0 0

3 110